Жак Деррида в Москве

(72) Жид А. Указ. соч. — С. 531.

(73) Стейнбек Дж. Русский дневник. — М.: Мысль, 1989. — С. 37.

(74) Там же. — С. 9.

(75) Там же. — С. 143.

(76) Smith H. Les russes. — P.: Pierre Belfoud, 1976. — Р. 712 и далее.

(77) Европейцы все более будут видеть в нас дезертировавших Атлантов, хотя на самом деле небесный свод просто раздавил нас своей тяжестью. Разговоры о демократии, рынке, либерализме есть результат недобровольного крушения, а вовсе не его причина. С нашим падением под тяжестью свода в западные культуры сократилось поступление другого, трансцендентного, мир стал более имманентным самому себе. И хотя мы не подряжались в поставщики трансцендентного, хотя такого договора не было, хотя происходившее здесь имело место по иным, внутренним причинам, это ничего не меняет. В восторге европейцев перед нашим желанием жить, как они, еще долго будет чувствоваться налет снисходительности и раздражения.

(78) Если внимательно читать предлагаемый текст Деррида, обнаруживается любопытная асимметрия между названием главы, посвященной Беньямину («Тиресий: путешествие феноменолога-марксиста»), и наименованиями глав об Этьембле («Эдип, или еврейский вопрос») и Жиде («Деметра, или благовещение сверхчеловека»). В двух последних случаях названия явно перекликаются с самыми выпуклыми, выступающими частями анализируемых текстов: названием книги Этьембля («Убийство папаши») и эпиграфом к книге Жида (миф о Деметре и сверхребенке Демофооне). В случае же Беньямина тема «грудей Тиресия» привнесена самим Деррида. В нем также силен элемент отождествления: это «те самые груди», — феноменология и марксизм, — от которых долго и мучительно отвыкал сам французский философ.

(79) Benjamin W. Op. cit. — Р. 30.

(80) Дружба и то, что можно назвать политикой чувств, издавна играют важную роль в литературе о путешествиях в Россию. Является ли эмоция, дружеский импульс частью морали (и тогда они в течение долгого времени должны воспроизводиться единообразно и постоянно), или же это чисто эстетический, каллистический феномен, истинный исключительно в момент своего проявления? Все навыки, все воспитание путешественников восстает против мгновенности дружеских проявлений в России (хотя они настаивают на том, что в момент явленности эти порывы прекрасны и истинны). Они очарованы и разочарованы одновременно, потому что продолжают мыслить дружбу в категориях верности и измены. Допустить онтологическую неавтономность друга значит подвергнуть сомнению глубочайший интеллектуальный инстинкт европейца, постулат присутствия, равенства субъекта самому себе в акте представления.

Журналист является не менее древним европейцем, чем писатель или философ; его предрассудки изобретены задолго до его профессии.

(С этим сюжетом связана тема необмениваемости русской, советской жизни, за которой стоит иная политика чувств. Ни один внешний наблюдатель не сказал: эти люди мне нравятся, я хотел бы жить среди них.)

(81) В тексте «Московского дневника» к тому же довольно много русских слов: «бывшие люди», «октябрята», «матрешка», «самовар». Некоторые из них записаны довольно оригинально, например, слово «заведующий» транскрибируется в «Дневнике» как «sovietdushi», т. е. «совет души».

Что до нормативного русского языка, то он проделывает с Беньямином злые шутки: «Я хотел заказать суп, а мне принесли два ломтика сыра».

Перенапряжение зрения является в числе прочего механизмом защиты против агрессии незнакомого языка, но эти недискурсивные предпосылки языка не являются просто внешними по отношению к языку, к тому, что сам Деррида в книге «О грамматологии» назвал «протописьмом».

Философия и литература. Беседа с Жаком Деррида

В. Подорога. Господин Деррида, если Вы не возражаете, то можно было бы определить тему настоящей беседы как «Философия и литература». Нам представляется, она близка и Вашим и нашим сегодняшним интересам.

Ж. Деррида. Согласен. Хотя наш разговор, вероятно, будет зависеть от выбора в пользу одной из двух возможностей: первая из них потребует от нас оставаться в рамках общего задания темы; вторая, что было бы для меня крайне интересно, могла бы реализоваться, например, в обсуждении отдельных методологических фрагментов моей работы и их применимости в исследовании философских оснований русской литературы.