Поезд определяется не какими-то своими уникальными особенностями, не тем, что мы бы назвали воображаемым этого поезда, но местом этого поезда в символической системе. И один и тот же поезд, если его пустить в одиннадцать часов, станет одиннадцатичасовым поездом, а если его пустить в восемь часов, то он станет восьмичасовым поездом. А если тот поезд, который должен был идти в восемь часов, убрать, а вместо него поставить совсем другой поезд на те же самые восемь часов, то этот совсем другой поезд тут же превратиться опять же в восьмичасовой поезд.
То есть какие-то индивидуальные различия этих поездов – физические различия, какие-то внешние различия, их уникальность, особость – будут исчезать, потому что они будут прикрепляться к определенным элементам в рамках символической системы и, соответственно, уже жить по законам этой символической системы. Быть одиннадцатичасовым поездом, а не двенадцатичасовым поездом. Быть восьмичасовым поездом, а не девятичасовым поездом. Быть поездом на Рязань или быть поездом на Воронеж.
Например, восьмичасовой поезд на Воронеж. И неважно, это поезд под номером 1, 2, 3, 4 – любой поезд, сколько бы у нас поездов ни было в депо. Какой бы поезд мы не выбрали и не поставили, он бы все равно тут же превратился бы в тот самый восьмичасовой поезд на Воронеж или в восьмичасовой поезд на Рязань, в зависимости от того, какая эта символическая система и к какому конкретному элементу этот конкретный поезд прикрепляется.
Но как символическое может создавать реальность? Разве реальность – это не то, что существует само по себе? С точки зрения структурализма – нет. Нет никакой реальности самой по себе. То, что мы считаем реальностью, задается символически. Упорядочивается, создается некоторой символической системой, которую мы на эту реальность набрасываем, как бы создавая ее.
Например, мужчина и женщина. В принципе, никаких в реальности мужчин-мужчин и женщин-женщин не существует. Это идеальные типы. Есть некоторый континуум. Одни ближе к этому идеальному типу, другие ближе к другому идеальному типу. Но в принципе, каждый находится где-то на этом континууме. Но задавая такую символическую систему, где есть только два варианта – или мужчина, или женщина, мы в некотором смысле создаем реальность. Ту реальность, под которую затем все субъекты вынуждены подстраиваться, – ты или мужчина, или женщина. Здесь именно символическое создает реальность. Не описывает реальность, а именно создает реальность.
Сегодня мы видим, как эта символизация начинает в некоторых контекстах ломаться. То есть появляются огромное количество еще каких-то промежуточных идентичностей, в которых человек может себя познать, с которыми он может себя идентифицировать, отождествить. То есть на этом континууме появляются какие-то новые отметки. И можно спросить: а какая именно классификация является реальностью самой по себе – там, где только две отметки, или там, где пять отметок – мужчина, женщина и еще, допустим, три или тридцать каких-то промежуточных звеньев. Какая из этих классификаций, какая из этих символических систем, структур больше соответствует реальности?
В принципе, можно сказать, что никакая. Это просто разные способы того, как символическое творит эту реальность. И в некотором смысле можно сказать, что без символического переписывания реальности никакой реальности нет. По крайней мере, для человека. Мы символические существа. Мы живем внутри символических систем, которые как раз и задают нашу реальность.
То же самое поясняется и на других примерах. Например, можно представить себе человека, который пошел учиться на сомелье, то есть человека, который разбирается – или якобы разбирается – во вкусах вина. Для того чтобы быть сомелье, надо сначала освоить некую новую символическую систему, которая бы размечала вкус этого самого вина. У обычного человека размечание этого вкуса сводится, допустим, к двум элементам – оно кислое, например, или сладкое.
Но люди, которые учатся на сомелье, осваивают двадцать – тридцать новых понятий, обозначающих вкус. И опять можно спросить: какая именно классификация точнее описывает реальность? Та, в которой есть только два элемента, или та, в которой есть тридцать элементов? Можно сказать, что это та, в которой тридцать элементов. Но тогда можно спросить, а почему не сорок элементов? Почему не пятьдесят элементов?
Любая классификация, любая символическая система не столько описывает реальность, сколько ее создает. Символическое создает реальность, и любая человеческая реальность носит символический характер.