С людьми – так же как в моем примере с расписанием поездов: поезд может быть любым с точки зрения своих индивидуальных качеств, но он определяется тем, куда он попадает в структуре под названием «расписание». Попадет в одну клеточку – будет десятичасовым поездом, попадет в другую – будет двенадцатичасовым поездом. При этом какие-то уникальные личные особенности этого поезда как будто бы не имеют никакого значения – зеленый это поезд или, например, красный. Если он стоит на одиннадцать часов, то он будет одиннадцатичасовым поездом. Если он стоит на восемь часов, то он превратится в восьмичасовой поезд.
С субъектом то же самое. Он получает прописку в символической системе, получает некоторое место, которое его определяет. Оно позволяет ему существовать, но за это приходится платить. Платить потерей себя. Поэтому Лакан, когда говорил о субъекте в символическом регистре, писал о том, что это субъект перечеркнутый (рисунок 32). Это кастрированный субъект, субъект, который что-то потерял. Он потерял себя, какую-то свою уникальность. А получил прописку в символическом пространстве.
Рисунок 32.
Символ перечеркнутого, кастрированного субъектаПочему он потерял себя? Хотя бы потому, что не он выбирал ни свое имя, ни то, каким элементом и в какой структуре он станет. Он попадает в пространство Другого, в то пространство, которое возникло до него и существует вне и помимо него. Субъект вынужден жить по тем правилам, по правилам той структуры, внутри которой он оказался. Собственно говоря, можно даже задаться вопросом: а есть ли что-то в субъекте помимо его места в структуре? Это вопрос, к которому я вернусь, когда буду говорить о регистре реального.
Даже язык, даже вхождение в языковое пространство – это потеря себя. Почему? Субъект не изобретал язык. Субъект не изобретал слова. Субъект не изобретал значение слов. Это то, что было ему навязано. Это то, чем он вынужден пользоваться для того, чтобы быть понятным для окружающих. Одновременно это полезный инструмент. Но пользуясь языком, субъект одновременно себя теряет. Почему? Хотя бы потому, что язык все стандартизирует. В языке есть ограниченное количество слов. Соответственно, ограниченное количество выразительных способностей. Какую-то свою невероятную уникальность субъект может выразить исключительно с помощью очень скудного, очень ограниченного стандартизированного перечня слов. Это приводит к тому, что субъект в некотором смысле теряет свою уникальность. Он вынужден стандартизировать себя, стандартизировать свои переживания.
Допустим, он переживает какие-то уникальные состояния. Но для их выражения есть, может быть, десять-двадцать слов. Но это ровно те же слова, которыми пользуются сто сорок миллионов человек (если говорить о России). Все эти миллионы вынуждены свои уникальные переживания, свою уникальность выражать через одни и те же десять-двадцать слов. В итоге возникает ощущение невозможности до конца выразить то, что хотел выразить. Что слова услужливо вертятся на языке, но это все не то. Это слова, которые не способны выразить то, что хочется сказать. И как будто бы выражая себя через них, отождествляя себя с этими словами, как будто бы себя теряешь.
Здесь мы подходим к тому, что в лакановской логике называется «символической кастрацией». Символическая кастрация – это когда субъект, по сути, редуцируется до тех означающих, которые якобы его выражают. Опыт символической кастрации вполне можно испытать любой человек: например, вы куда-то приезжаете, вам надо выступить. Вас представляют и говорят: «Вот такой-то, он тот-то, тот-то и тот-то». И слушая это, можно поймать себя на мысли: неужели я действительно вот это то-то, то-то, и все? Я же гораздо больше, чем это…
То есть ощущение, будто бы вас кастрировали, будто бы от вас что-то важное отсекли, свели к каким-то формальным должностям или формальным признакам. То есть, с одной стороны, все верно, но с другой – сохраняется ощущение, как будто бы что-то важное относительно вас было упущено. Вы чувствуете себя отчужденным в этих идентичностях. А когда это все усугубляется, когда к вам относятся исключительно исходя из этих идентичностей, то может назреть настоящий бунт, протест против всех этих идентичностей – крик «Я больше, чем это».
Можно привести пример символической кастрации – пара приходит на закрытую вечеринку. Девушка Катя из этой пары знакома с организаторами. Последние спрашивают у нее, показывая на ее компаньона: «Кто это?» Она говорит, что это ее бойфренд. Организаторы кивают и пропускают их внутрь. Компаньон Кати получил прописку – он бойфренд. Но на самом деле он не просто бойфренд Кати, а выдающийся поэт. Но на этой вечеринке он всего лишь бойфренд Кати, и все. Его величие было редуцировано до скромного места рядом с Катей. Таким образом, он был символически кастрирован, низведен до простого компаньона. Но это дало ему возможность попасть на вечеринку – в противном случае он бы на этот праздник не проник.