Жак Лакан: введение

У Славоя Жижека есть пронзительные слова про эту способность символического порядка умерщвлять человека: «Смерть – это сам символический порядок, который, подобно паразиту, колонизует живые существа»[71]. Или: «Для человеческого существа быть „мертвым пока ты жив“ это значить быть колонизованным „мертвым“ символическим порядком»[72].

Опыт символической кастрации может сегодня испытать любой человек. Но, по сути, это ровно то, что претерпевает любой субъект, входя в язык, входя в символическое. Отсюда знаменитое выражение Лакана: «Я мыслю там, где я не есмь, следовательно, я есмь там, где я не мыслю»[73]. Или: «Я или не мыслю, или не есть»[74]. То есть там, где я начинаю мыслить, там, где я начинаю выражать себя через слова, там я исчезаю. А есть я только там, где я не мыслю. Почему? Потому что смысл, который мы пытаемся с помощью слов получить, это всегда слова, которые находятся как бы в поле Другого, – ведь не мы эти слова изобретали. Не мы изобретали правила, по которым эти слова связаны друг с другом. Мы вынуждены этими словами пользоваться, несмотря на то что не мы их придумали. Но если я не буду этими словами пользоваться, то я не смогу быть понятным для окружающих. То есть субъект может, конечно, как это делают некоторые дети, придумать свой собственный язык, который будет только его. Но в таком случае его не смогут понять. Он станет абсолютно никому не понятным.

Подобное вхождение в язык, в символическое пространство Лакан передавал через идею ложного выбора, когда вроде бы выбор дан, но на самом деле никакого выбора нет.

Например, представьте, что вы идете по подворотне и на вас нападает бандит (рисунок 33). Он наставляет на вас пистолет и говорит: «Кошелек или жизнь». Вроде как он дает выбор. То есть вы можете выбрать жизнь, или вы можете выбрать кошелек. Как будто бы вы действительно можете что-то выбрать. На самом деле это, естественно, ложный выбор. Потому что вы можете выбрать кошелек, но в таком случае бандит вас убьет, вы лишитесь жизни, а потом он заберет ваш кошелек. Поэтому это такой выбор, который оставляет вам, на самом деле, только один выбор – выбрать жизнь и отдать кошелек.

Рисунок 33. Выбор без выбора[75]

То есть это такой выбор, в результате которого у нас все время есть только одна реальная опция, и мы в любом случае чего-то лишимся. Вхождение в язык, вхождение в пространство Большого Другого – это как раз такой выбор без выбора. Нам как будто бы дается возможность выбирать: вы можете остаться собой или же вы можете перестать быть собой, потерять себя в языке, то есть потерять себя в пространстве Другого, в языке как в Другом. То есть вы, конечно, можете не принять, не войти в это символическое пространство. Но в таком случае что с вами происходит? Если выражаться с точки зрения клиники, то это будет психотическая структура, которая характеризуется как раз неспособностью войти в символическое пространство. Человек с психотической структурой как никто другой сохраняет свою уникальность (свое Бытие), даже порой свой язык, но при этом его никто не способен понять.

Таким образом, становление субъекта – это череда отчуждений. Череда утрат себя, которые что-то дают, но при этом за это что-то приходится расплачиваться. В случае со стадией зеркала это была потеря себя в зрительном образе. В данном случае это потеря себя в языке. Потеря себя в маленьком другом (стадия зеркала), потеря себя в Большом Другом (символическая кастрация). В случае с вхождением в символический регистр субъект утрачивает свою уникальность, собственное уникальное бытие. Но зато получает возможность существовать в языке, получает прописку в Большом Другом, получает возможность коммуницировать с другими людьми, то есть находиться в том пространстве, в котором находится смысл.

Таким образом, я разобрал два из трех ключевых регистров Лакана – воображаемый и символический. Остается последний регистр – самый загадочный, самый непонятный. Это регистр реального. Наравне с двумя другими регистрами он является частью того самого Борромеева узла, которым Лакан любил иллюстрировать свои идеи (рисунок 34).

Рисунок 34. Борромеев узел

Именно наличие реального регистра не позволяет нам в полной мере отнести Лакана к структуралистам. Структуралисты считали, что человек полностью сводится к структурам, полностью растворяется в символических, знаковых системах, растворяется в языке, в тех элементах структуры, с которыми он отождествляется, с которыми он соединяется.

Однако Лакан – особенно на последних этапах своего творчества – все отчетливее говорил о том, что находится по ту сторону символического. Вплоть до того, что до некоторой степени отошел от своих предшествующих построений. В частности, от своего чрезмерного увлечения лингвистикой, от своего чрезмерного увлечения метафорами, метонимиями. Он стал все больше говорить о реальном, об этом третьем, самом загадочном регистре. О том, что остается после того, как мы учли и символический, и воображаемый регистры.