Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья

Ни для кого не секрет, что, когда председатель третьего сословия Байи отправился к хранителю печати, чтобы установить церемониал представления третьего сословия королю, хранитель печати сказал: "Не хотелось бы, конечно, предлагать делегатам третьего сословия, обращаясь к королю, преклонять колени, но два других сословия требуют, чтобы была установлена разница в обращении привилегированных сословий и третьего".

Когда Байи возмутился, хранитель печати сказал: "Но ведь на торжественных церемониях я сам, обращаясь к королю, становлюсь перед ним на колени. Чего же вы хотите?" Байи нашелся и ответил: "Это обязательство связано с вашей должностью, и, принимая ее, вы знали, что вас ожидает, а нам это условие было неизвестно".

Так-то, Жак! Скажу тебе откровенно, я опасаюсь, уж не хочет ли король повторить то, что было уже однажды сделано в тысяча шестьсот четырнадцатом году. Созванные тогда Штаты закончили свою работу, и... их не созывали сто семьдесят пять лет. Сейчас король и двор рассчитывают, что Штаты помогут придумать новые налоги и утвердить старые. Но король боится, как бы депутаты третьего сословия не стали вмешиваться в другие законы и не потребовали новых политических прав.

...В семье тети Франсуазы на все политические события смотрели глазами господина Горана. Одна Бабетта приносила свежие новости с улицы, где жизнь била ключом. К великому неудовольствию матери, она часто отлучалась из дому.

Однажды в середине мая она прибежала в читальню оживленная, в радостном возбуждении. Ее длинные пальцы сжимали букетик свежесорванных ландышей; с восковых, тонко вырезанных чашечек свисали капельки росы.

- Жак, угадай, откуда я иду! - И, не дожидаясь, чтобы он высказал какое-либо предположение, рассказала сама: - Матушка послала меня на рынок. Я сразу увидела, что в рыбном ряду все не так, как обычно. Рыба разложена на столах, а торговок не видать. Иду дальше. И что же вижу? На мешках с картофелем стоят женщины, по очереди держат речи. И о чем бы ты думал? Все равно, сколько ни гадай, не угадаешь. Женщины, торгующие на рынке рыбой и фруктами, обратились к представителям третьего сословия с просьбой, чтобы, засвидетельствовав Генеральным штатам их почтение, они передали им наказ: пусть третье сословие помнит о нуждах народа и печется о нем. При этом пусть оно не забывает и о женщинах: ведь они - матери, жены и сестры неизменные и верные спутницы мужчин! Вдобавок рыночные торговки сложили в честь третьего сословия куплеты

- И ты все время была там и слушала?

- Я даже помогала этим дамам писать наказ, - сконфуженно призналась Бабетта. - Ты, я знаю, меня не побранишь. Но что сказала бы матушка, если бы увидела меня на мешке с картошкой среди рыбных торговок? Но она этого не узнает... Кстати, я даже получила вознаграждение за свой скромный труд. Вот... - Девушка, смеясь, хлопнула букетиком ландышей по волосам Жака.

Жак пристально посмотрел на Бабетту и вдруг неожиданно резко спросил:

- Послушай, ты могла бы мне солгать?

- Солгать? Зачем? Ведь ты знаешь, Жак, как я тебе верю, к чему бы мне тебе лгать?

- Ты так легко обманула свою маму - помнишь, когда сказала ей о Пале-Рояле, и нисколько не смутилась. А теперь хочешь от нее скрыть, что была на рынке. Скажи, ты и мне могла бы солгать так легко?

- Но ведь я солгала для тебя, чтобы тебе помочь. А ты же еще меня за это коришь!

Лицо ее было серьезно, глаза чисты.

- А про рынок, если я маме не скажу, - добавила она с лукавой улыбкой, - так это значит: я не солгала ей, а только скрыла.

Жак волновался и не знал, что сказать. Уши его запылали огнем.

- А мне? Я все-таки хочу знать... Ты можешь и мне солгать?

- Тебе, Жак, нет!.. Тебе я никогда не солгу! Никогда!

У Жака сразу отлегло от души.

Он схватил тонкую руку Бабетты в свои, но Бабетта вырвалась и ринулась к двери.

Жак бросился за ней вдогонку, но в дверях столкнулся с Адора и чуть не сбил его с ног.

- Что с тобой? Куда это вы все спешите? - Он посмотрел вслед удалявшейся Бабетте, улыбнулся и добавил: - Ну, Малыш, теперь за дело! Я спешу!

И он прошел за загородку, где обычно сидел Жак. Жак последовал за ним.

- Дай-ка мне, дружище, мэтра Руссо[1]. Или, пожалуй, лучше Дидро, - попросил адвокат, опустившись в кресло. - Поищу-ка я у него хороших мыслей. Проклятый хозяин уже вовсе перестал стесняться, не удостаивает меня больше своими объяснениями. Он считает, что мне ни к чему знать, какое дело он собирается вести. Он просто заявляет: "Огюст, мне нужна речь на два часа, да такая, чтобы в ней было и о справедливости, и о народе и его правах, но чтобы под нее можно было хорошо спать! Потом он мою речь вызубрит наизусть, и слушатели будут дремать под перлы его, то бишь моего, красноречия! Видано ли подобное бесстыдство? Словно пошел в лавочку и купил два локтя шелка! Ну, я еще с ним когда-нибудь расквитаюсь! Зато под эту речь, - Адора вынул из кармана и помахал в воздухе какой-то маленькой книжечкой, - никто не спал! И ее не мешало бы прочесть моему патрону, господину Карно! ---------