Жалейка

– Пока мы вместе, ничего не страшно, верно? Мы ведь почти что одна семья!

– Я лично и один готов пойти…

– Я тоже…

Все были полны решимости. Волновал только один вопрос: когда все случится? Когда можно будет наконец сбросить тяжелый груз, которым каждого наделила совесть. Со временем этот груз не усыхал, не растрачивался, а становился только больше и тяжелее.

Игнат обещал помочь и рассчитать, когда наступит ночь примирения.

Толпа рассеялась, всех ждали домашние дела: покормить скот, прибраться в доме, приготовить обед, привести в порядок хозяйство и огород. Сидеть сложа руки и ждать, когда взойдет кровавая луна, – непозволительная роскошь. Пока жизнь продолжается, все должно идти своим чередом.

Забытье

Фрося не приходила в себя, лежала мертвенно-бледная и ко всему безучастная. На девочку было больно и страшно смотреть: бледность, подсвеченная изнутри блеклым огоньком, делала ее похожей на призрака.

Сумасшедшая Настасья нашла Ефросинью той же ночью. Забрав по глотку все ее дыхание, односельчане, которые один за другим приходили на кладбище и молили девочку о помощи, даже когда она была уже почти без сознания, прошли мимо, не заметив ее хрупкого тела, лежащего между могилами. Каждый был слишком потрясен своим собственным переживанием и своим страхом от встречи с призраком.

Настасья принесла девочку в разрушенную церковь, приютила ее в своем углу, растирала ее ледяные руки и плакала, плакала…

– Мои детушки сгорели, а ты, голубка, замерзла. А я где была? Где была? Где? – задыхалась женщина и била себя кулаком в грудь, словно выколачивала из сердца нестерпимую боль.

– Стаська! Выходи! Я тебе поесть принесла.

Когда наступили сумерки, на кладбище появилась баба Клава. Она остановилась у пролома в стене, ожидая Настасью, но та не выходила. Слышался только ее отчаянный крик, который бился между осколками купола.

– Что ж ты с собой делаешь? – буркнула сочувственно баба Клава, поставила узелок на камни и собралась уходить, но не ушла…

Все в ней закалил и задубил ветер, но не тронул сердце. Оно не стало сухим, не скукожилось, несмотря ни на какие испытания и бури.

Когда баба Клава нашла впотьмах Настасью, то увидела рядом с ней бездыханную Фросю. Старуха бросилась на колени, обхватила девочку и прижалась ухом к ее груди, пытаясь уловить хотя бы слабое биение ее детского сердца.

– Жива! – выдохнула наконец баба Клава. – Жива, слышишь?! – громко выкрикнула она, чтобы вернуть Настасью из морока, в котором та пребывала. – Все! Хватит себя жалеть! Сколько можно?! Поднимайся! Давай скорее отнесем Фроську в деревню. Ей нужна помощь.

Вдвоем они бережно перенесли девочку с кладбища в тесный, забитый старьем домик пастуха.

– Не стой, Стаська, не стой! Беги скорей к Игнату. Сейчас тебе нельзя сплоховать, поняла? Беги! Ты можешь ее спасти… А я тут рядышком побуду, компресс какой-нибудь сооружу пока, грелку…

У Настасьи от истощения не было сил не только бежать, но и просто идти. Она брела, покачиваясь, по деревне, в которой родилась и выросла, как чужая, как привидение. Завидев ее, люди шарахались в стороны и прятались по углам.

Женщина их не замечала, все в этой жизни ей давно стало безразлично. Но в ее голове колотилась единственная мысль, которая заставляла двигаться вперед: «Могу спасти. Я могу ее спасти. Я должна… ее… спасти!»

Шаги безумной Настасьи были такими же невесомыми и призрачными, как и она сама. Легкой тенью женщина вошла во двор Игната. Проходя мимо кола с головой медведя, она погрозила пальцем и прошептала:

– Ты – зверь! Убийца! Людоед! Я знаю, кто ты такой…

Настасья поднялась по ступеням крыльца и постучала, но стук не нарушил сумрачной тишины – так слабы и беспомощны оказались эти удары. Взявшись за кольцо, женщина потянула дверь на себя, та оказалась не заперта и легко поддалась.

В просторной горнице стоял длинный стол, заваленный полевыми травами, но поначалу казалось, что на нем лежит покойник, накрытый простыней. Кроме стола, в комнате были стулья, печь и узкая кровать, доски которой едва прикрывало протертое одеяло. Час был не поздний, но Игнат, вытянувшись во весь рост, спал.

Настасья подошла и начала всматриваться в его лицо, казавшееся мертвым. Застывшие черты, лишенные мимики и привычной доброжелательности, заострились, стали жесткими и неузнаваемыми.

– Игнат… Игнат…

Едва женщина коснулась его плеча, Игнат проснулся. Увидев рядом с собой сумасшедшую, он в испуге отпрянул.

– Ты пришла мстить? Но у тебя ничего не получится! Ты не заберешь мою жизнь! Не заберешь! – крикнул он.

– Да, что ты, Игнат, бог с тобой! Я пришла попросить о помощи… пожалуйста… Наша Фрося в большой беде… Но не сгорела – заледенела вся.

Игнат молча смотрел на незваную гостью, будто с трудом возвращался из мира ночных кошмаров. Он никак не мог понять, о чем говорит эта женщина, которая, как призрак, вдруг из неоткуда появилась у него дома.