Жан-Поль Готье. Сентиментальный панк

Три года прошли как сон. Второй удар поразил его в 1981 году. Это оказалось неестественное, трагическое происшествие, с которым невозможно было примириться. Ничего не предвещало ужасной преждевременной кончины. Ни одного предзнаменования, никакого знака… Соланж Готье стала жертвой заболевания сосудов. Она вскоре последовала за своей матерью, скоропостижно скончавшись от эмболии. Мать не должна умирать так рано, уходить такой молодой. Один за другим его покинули два ангела-хранителя. Жан-Полю тогда еще не исполнилось и тридцати лет. Эвелин видела, что кузен очень страдает, он терзался сожалениями и угрызениями совести. Она вспоминает: «Он говорил мне потом: “Я не проводил с ней столько времени, сколько должен был, я недостаточно знал ее, недостаточно заботился о ней и говорил с ней. По большому счету, я стремился достичь успеха ради нее. А она видела только самое начало моего пути”». Как всегда, он искал спасение в работе, устраивал один показ за другим, и это безумное расписание не позволяло ему погрузиться в горестные переживания и подчиниться сомнениям; огромное напряжение, в котором он находился, притупляло его чувства и память. У великих тружеников движение вперед всегда служит анестезией для души. Они рассчитывают таким способом избавиться от страданий и чувства вины. На самом же деле они только откладывают на время момент расплаты, заключая эфемерный договор с судьбой, стараясь не думать о том, что скорбь все равно их настигнет. Отсутствие любимого существа напоминает о себе острой болью как раз в те моменты, когда человек меньше всего этого ждет. Кошмары множились. Соланж приходила во сне. Ночи стали страшнее дней.

С ним оставалась Эвелин, кузина, соратница, молочная сестра, родившаяся на шесть месяцев позже. Но в тот год она довольно редко виделась с Жан-Полем: в девятнадцать лет Эвелин вышла замуж за узколобого мачо, тот не хотел иметь ничего общего с гомосексуальной парой модельеров, и она была почти полностью лишена общения с ними. «Пьер позволял себе неуместные замечания в присутствии Жан-Поля и Франсиса, – рассказывает она. – Хорошо, что мы нечасто выбирались куда-нибудь. Когда я приходила к кузену, Франсис сразу исчезал, он не горел желанием меня видеть, я была для него символом семьи, традиционной морали, а он от этого старался держаться подальше». Итак, Эвелин уже не играла роли любимой кузины и не могла утешить своего товарища по детским забавам, да и не особо стремилась к этому. «Я знала, что он ужасно страдает после смерти матери, но, с другой стороны, у него был возлюбленный, – продолжает она. – Это он должен утешить его в горе, говорила я себе».

Что касается Поля Готье, его отца, тот переживал период глубокой депрессии. Вдовец? Это было для него непостижимо. Один, без Соланж? Поль не хотел жить один. Он просто не знал как. Эта жизненная полоса для него оказалась чернее самой черной ночи. Ему стало настолько плохо, что родной брат убедил его уехать из Аркёй и перебраться в Дордонь, где он и его жена, мать Эвелин, поселились, выйдя на пенсию. Поль всегда вел беззаботную жизнь под звуки самбы. Это был соблазнитель, завсегдатай танцевальных вечеринок, король пасодобля, самбы и румбы, который наслаждался благозвучными мелодиями и зажигательными ритмами. Поль танцевал, забывая в крутых поворотах танго о столбцах цифр. Вспышки света, изгибы женских тел, аромат фиалок и бриллиантина, сверкающие шары, крутящиеся под потолком, и сверкающий паркет. Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?

Его поколение аплодировало оркестру Рэя Вентуры, опереттам Франсиса Лопеса, солнечным голосам Жоржа Гетари, Дарио Морено и Глории Лассо, композициям Ната Кинга Коула, Коула Портера и Гершвина. Тэп-данс, Фред Астер и Джин Келли, гармоника, аккордеон, скрипки, кастаньеты, фламенко – все ему подходило. Два такта в ритме мамбо, и он уже парил в небесах, сжимая в объятиях хрупкую партнершу, подвижную и податливую. Шпильки и кружевные шарфы… Он был красив, привлекал к себе все взгляды. Высокий, стройный, мускулистый, с пепельно-светлыми волосами и голубыми голливудскими глазами. Настоящий роковой мужчина. Соланж была без ума от своего «милого друга»[118]. Она никогда не танцевала с ним. Она предпочитала смотреть, восхищаться, льстить его самолюбию. Она знала, что нужно хвалить его и смотреть на него зачарованными глазами. Поль ненавидел однообразие и постоянно стремился ускользнуть, однако он всегда возвращался к очаровательной жене, хоть и с бегающими глазами и с мелодией ча-ча-ча в голове. Кто сказал, что для того, чтобы иметь дело с шансонье, необходимо запастись кнутом и пряником? Влюбленная Соланж всегда была настороже, напоминая Синьоре, не спускающую глаз с неисправимого сердцееда Монтана. Она была похожа на подруг Габена, красивого говоруна в двубортном костюме, теряющих возлюбленного, – на героинь Николь Курсель и Мишель Морган в фильмах «Мари из порта» и «Набережной туманов». Вот и Соланж, нежная мать и верная подруга, покинула этот мир слишком рано. Ей не исполнилось даже пятидесяти трех лет.