Жанна д'Арк

Вы думаете, я застал их в постели? Ничуть не бывало. Они, как и остальная компания, были оживлены, насколько это возможно; и Паладин лихо описывал свои битвы, а старые крестьяне так шумно выражали свой восторг, что весь дом грозил рухнуть. В ту минуту он рассказывал про Патэ: склонившись вперед дюжим туловищем, он царапал по полу своим тяжеловесным мечом, показывая размещение и движения войск, а крестьяне стояли, сгорбившись и опираясь руками на раздвинутые колени, следили восхищенными глазами за его объяснениями и поминутно издавали возгласы удивления и восторга.

— Да, мы были вот здесь. Мы ждали. Ждали приказа наступать. Лошади наши топтались, ерзали и фыркали, стремясь ринуться вперед. Нам приходилось изо всех сил тянуть за поводья, так что мы изрядно откинулись назад. Наконец раздалась команда: «Вперед!» — и мы двинулись.

Куда там! Никто не видал ничего подобного! Когда мы налетали на отряды бегущих англичан, то они как подкошенные валились даже от ветра, который поднялся благодаря быстроте наших коней. Вот мы врезались в беспорядочную толпу обезумевших солдат Фастольфа и прорвались через нее как ураган, оставив за собой бесконечную просеку из мертвецов. Не мешкая, не сдерживая коней, мчались мы все вперед! Вперед! Вдали мы завидели нашу добычу: Тальбота с его полчищами — черной громадой высились они в туманной дали, словно грозовая туча, нависшая над морем. Мы низринулись на них, затмевая весь небосклон трепетным саваном из мертвых листьев, взметаемых стихийным полетом нашей конницы. Еще одно мгновение — и мы столкнулись бы с ними, как сталкиваются миры, когда сошедшие со своего пути созвездия ударяются о Млечный Путь, но, к несчастью, по неисповедимому предначертанию Господа, я был узнан! Тальбот побледнел и, воскликнув: «Спасайтесь, ведь это — знаменосец Жанны д'Арк!» — глубоко вонзил шпоры в бока своего коня, так что они сошлись концами в чреве несчастного животного, и помчался прочь, а за ним — колышущееся море его полчищ! Я был готов проклинать себя, что не догадался нарядиться кем-нибудь другим. В глазах нашей превосходительной госпожи я прочитал упрек, и мне было до горечи стыдно. Казалось, по моей вине произошла непоправимая беда. Другой на моем месте пал бы духом и, не видя способа поправить дело, начал бы горевать; но я не таков, слава богу. Великие затруднения словно трубным призывом пробуждают дремлющие силы моего разума. В одно мгновение я учел благоприятную возможность, а в следующее — помчался прочь! Я исчез среди дремучего леса — фюить! — как погашенный огонь! Я спешил в обход под сводами нависших ветвей, летел как окрыленный, и никто не знал, куда я девался, никто не догадывался о моем замысле. Минута проходила за минутой, а я мчался вперед и вперед, вперед и вперед; и наконец, с криком торжества развернул я свое знамя и понесся из чащи навстречу Тальботу! О, то была великая мысль! Трепетный хаос обезумевших людей всколыхнулся и отпрянул назад, как волна прилива, ударившаяся о крутой берег. Победа была наша! Бедные, беспомощные — они попались в ловушку, они были окружены; они не могли бежать назад, потому что там была наша армия; они не могли бежать вперед, потому что там был я. Сердца их сжались, руки повисли как плети. Они стояли неподвижно, и мы не торопясь перебили их всех до единого, за исключением, впрочем, Тальбота и Фастольфа: я спас их и утащил прочь, взяв каждого под мышку.

Я должен сознаться, что Паладин в ту ночь был в ударе. Какой слог! Сколько благородной грации в жестах, какая величественная осанка, какая мощь рассказа! С какой уверенностью открывал он новые горизонты, как точно соразмерял оттенки голоса с ходом повествования, как искусно подходил к своим неожиданностям и катастрофам! Сколько убедительной искренности было в его тоне и в движениях, с каким возрастающим воодушевлением гремели его бронзовые легкие; и как молниеносно жива была эта картина, когда он, одетый в кольчугу, с развернутым знаменем, вдруг появился перед устрашенным войском! А тонкое мастерство заключительных слов его последней фразы — слов, произнесенных небрежным, ленивым тоном, как будто человек, рассказав то, что действительно было, добавил еще одну неяркую и незначительную подробность, о которой он вспомнил как бы невзначай!

Нельзя было не подивиться, глядя на этих наивных крестьян. Они чуть не надрывались от восторга и так орали в знак одобрения, что могли бы, казалось, разрушить крышу и пробудить мертвецов. Когда их пыл наконец несколько охладился и наступила тишина, нарушавшаяся только их прерывистым, взволнованным дыханием, то старый Лаксар произнес с восхищением:

— Мне кажется, что в тебе одном сидит целая армия.

— Да, он именно таков, — уверенно подхватил Ноэль Рэнгесон. — Он прямо-таки ужасен; и не только в здешних местах. Его имя приводит в трепет жителей далеких стран — одно его имя. А когда он хмурится, то тень его чела доходит до самого Рима, и куры усаживаются на насест часом раньше предписанного времени. Да. Иные даже говорят…