В самом деле, ведь инквизиционное судопроизводство не знало таких элементарных (выработанных еще юристами Древнего Рима) процессуальных норм, как прения сторон, оглашение свидетельских показаний, право обвиняемого вызвать в суд угодных ему свидетелей и т. д. В основе деятельности инквизиции всегда лежал принцип презумпции виновности, согласно которому подсудимый считался заведомо виновным и сам должен был в меру предоставленных ему возможностей заботиться о доказательствах обратного. Для обвинения было достаточно одних подозрений, источником которых могло послужить что угодно, начиная от банального анонимного доноса и кончая просто неприязненным отношением самого инквизитора.
Жанне пришлось испытать на себе всю силу этого произвола: ее привлекли к суду на основании голословного подозрения, она не имела адвоката, от нее скрыли имена свидетелей и содержание их показаний. И наконец, идя на первый допрос, она не знала ни того, в чем ее будут обвинять, ни того, каким материалом располагают судьи.
А располагали они очень немногим, хотя епископ Кошон приложил максимум усилий для того, чтобы собрать хоть какой-то компрометирующий Жанну материал.
Несмотря ни на что, 19 февраля епископ Кошон огласил суду тексты свидетельских показаний и другие материалы предварительного следствия. После этого было принято решение (а могло ли оно не быть принятым?), что имеющихся материалов вполне достаточно для вызова Жанны в суд. Во всяком случае, именно так излагается ход предварительного следствия в официальном протоколе процесса. Но вот что любопытно.
Во-первых, не сохранилось ни одного документа предварительного следствия: ни отчетов о работе следственной комиссии, ни записей свидетельских показаний, ничего. Их долго и безуспешно разыскивали в 50-х годах XV века члены комиссии по реабилитации Жанны и, не найдя, заявили, что Кошон вообще не проводил предварительного расследования.
Во-вторых, члены руанского трибунала, дававшие показания по этому поводу перед реабилитационной комиссией, единодушно утверждали, что ничего не знают о каком бы то ни было предварительном расследовании. Так, например, бывший секретарь суда Гийом Маншон прямо заявил:
Маншону вторил его бывший коллега Гийом Коль:
То же самое почти дословно говорил и асессор Тома де Курсель:
Все трое лгали. Лгали беззастенчиво и неуклюже, несмотря на то что перед членами реабилитационной комиссии лежал протокол обвинительного процесса, составленный Маншоном, отредактированный де Курселем и заверенный Колем. А в нем было совершенно четко сказано, что секретари Маншон и Коль не только знали о предварительном следствии, но и принимали участие в его проведении: они составили так называемые «статьи и мемуары», подытожившие работу следственной комиссии, они записывали показания вызванных в Руан свидетелей. Что же касается де Курселя, то он присутствовал на заседании 1
Чем объяснить эту ложь? Почему бывшие члены инквизиционного трибунала так упорно отрицали очевидные факты? Почему были уничтожены следственные материалы?
Может быть, во всем опять были виноваты англичане? Конечно же нет. Делалось это потому, что методы проведенного (заметим, проведенного французами) предварительного следствия и его результаты никак не соответствовали даже весьма относительным правовым нормам суда инквизиции. Следствие должно было собрать доказательства того, что Жанна была еретичкой и колдуньей. Однако оно не достигло поставленной цели. Следующий пример показывает это с полной наглядностью.