Герцогство, сразу ставящее Рене вровень с самыми влиятельными людьми королевства! Плюс к этому, расчёт, который строил на юноше Карл Лотарингский, готовя его к служению в тайном ордене! Плюс к тому, возможность обрести владетельные права в Лотарингских землях, где росли Жанна и Клод! И очень существенная военная поддержка, которую её мальчик теперь сможет оказать дофину, случись в том нужда! А нужда случится обязательно, в этом сомнений не было…
Да, ничего не скажешь, против подобного союза ни одной стороне не возразить – тут дядя верно рассчитал. Герцог де Бар – это уже не просто второй сын герцога Анжуйского – это зять, выгодный во всех отношениях! И может стать ещё выгоднее, если удастся выхлопотать для него и титул маркиза дю Пон-а-Муссон, на который давно имелись виды…
Герцогиня едва не зажала себе рот рукой.
Выгода!
Дядюшка только что говорил о ней и, вероятно, неспроста! Он мог измениться, мог перестать желать и действительно заняться переоценкой ценностей, забыв о выгоде в прежнем её понимании. Но, как закоренелый политик, никогда ничего не станет делать без тонкого расчета! «Когда начинают давать, готовься за это заплатить» – это его слова… Значит, сейчас последует и цена. И ещё вопрос, сумеет ли герцогиня Анжуйская эту цену заплатить? И на что она пойдет, чтобы заплатить, потому что блистательные перспективы уже поманили, от них уже тяжело отказаться, но, Бог свидетель, не ради собственной выгоды…
Мадам Иоланда почувствовала, что дыхание у неё перехватывает и невольно подняла руку к горлу.
– Вы искушаете меня, дядя?
– Нисколько! Отдавая права на герцогство, я вовсе не хочу, чтобы Рене стал женихом более выгодным. Я хочу, чтобы он этим женихом непременно СТАЛ. И почему-то уверен, что нашему мальчику ни за что не придётся расплачиваться… Во всяком случае, не теперь, и не за мой дар.
Мадам Иоланда внимательно всмотрелась в глаза Де Бара.
– Я не верю в бескорыстие, дядя. Любое действие преследует какую-то цель. Пусть даже самый невинный, но расчёт должен произойти. Иначе, я стану думать, что вы просто переложили свои страхи на мои плечи и прибрели весьма выгодное облегчение своей душе.
Де Бар грустно улыбнулся.
– Вы, как всегда проницательны, моя дорогая. Я действительно не так уж бескорыстен, и действительно хотел бы кое-что получить. Но только одно! И это одно – всего лишь возможность участвовать в ваших делах, Виоланта. Я ведь не случайно упомянул о том, что готов послужить чему-то истинно великому… До сих пор вера в приход Девы-спасительницы казалась мне абсолютной утопией, но ныне дела во Франции таковы, что без Чуда нам не обойтись… И я, наконец, уверовал… Не отводите взгляд, дорогая. Я люблю вас, может поэтому и догадался о том, чем вы занимаетесь втайне ото всех… Да, и у меня были свои шпионы при дворе, которые доносили о многом, и о том, что делалось с вашей подачи, в частности. Я просто сопоставил и сделал выводы… Но даже самым сокровенным тайнам требуется иногда поддержка в виде новых посвящённых. Я ведь вам друг и, смею надеяться, что совсем не глуп. И готов помогать во всём с полным пониманием, даже если окажется, что всё это, с моей прежней точки зрения, пропитано ересью.
Мадам Иоланда закрыла глаза.
Впервые за последний год, душа её ликовала, наполняясь уверенностью и новыми силами.
– Спасибо, дядя, – прошептала она. – Спасибо… И прямо сейчас, чтобы доказать свою благодарность, я хочу просить у вас совета.
– Какого же?
– Относительно Бернара д'Арманьяк…
Мадам Иоланда хотела разъяснить, что именно смущает её в личности графа, как возможного союзника, но осеклась. Лицо де Бара вдруг стало отчужденным и непроницаемым, как в те времена, когда влиятельный епископ ещё умел прятать слезы. Из его голоса, как-то сразу, ушла вся мягкость
– Не стоит, дорогая… Граф Бернар долго не протянет, уж поверьте. Он, конечно, не самый худший из тех, кто пытался и пытается получить власть над королём, и сделал немало полезного, хотя и растерял свою былую популярность, (чего, кстати, и следовало ожидать), чистым трудно оставаться, когда вычищаешь грязь… Но беда в том, что посреди сложнейшей обстановки, когда за всем нужно следить в десять глаз, граф допустил серьезный просчёт, за который, не только он сам, но и мы все скоро поплатимся. И единственный совет, который я могу вам дать – поскорее сообщите дофину Шарлю, чтобы готов был покинуть Париж в любую минуту. Для его же блага…
– О каком просчёте вы говорите? – спросила герцогиня, чувствуя неприятный холодок внутри.
Луи де Бар подался к ней всем телом, словно боялся, что его услышит кто-то ещё, и прошептал:
– Удалив из Парижа мать, следовало оставить в нём дочь. А теперь эту карту разыграют другие. И, как мне кажется, более успешно…
Тур
Изабо делала вид, что молится, хотя сумбур в её голове не шёл ни в какое сравнение с тем душевным умиротворением, которое требовалось для молитвы. Что-то бессвязно бормоча, она то и дело оглядывалась на вход небольшой церквушки, где стоял, подпирая стену исповедальни, её тюремщик, рыцарь Дюпюи.