– Это только здесь, – покачала головой Клод. – Я вижу, как все воодушевились надеждой на спасительницу. И для местных жителей меня, наверное, достаточно. Но дальше, там, куда мы должны уйти, я не смогу ничего. Я боюсь толпы, боюсь солдат… Помнишь, в Вокулёре? Быть смелой, как ты, у меня не получится. И войны я боюсь.
– Я тоже боюсь, – вздохнула Жанна-Луи. – Но не солдат, и не толпы…
Обе девушки, не сговариваясь, чувствовали одно и то же – каждой казалось, что другая сможет больше, потому что она – истинная. Но каждая считала своим долгом помочь, поддержать и, по мере сил, уберечь от любой помехи. Клод изо всех сил старалась сделать так, чтобы люди поверили, не столько в само чудо, сколько в возможность его появления совсем рядом, в человеке, которого они давно знали. А Жанна готова была возглавить армию, карабкаться по осадным лестницам и жить среди солдат их страшной мужской жизнью, лишь бы оградить ото всего этого чистую душу Клод, вынужденную теперь идти с ней до самого конца, чтобы не пропала в людях ни вера, ни надежда.
– Мы вместе, – сказала она, беря подругу за руку, – и это самое главное доказательство того, что Лотарингская Дева, которая спасёт дофина, не сказка…
Казалось, что можно снова идти в Вокулёр, тем более, что слухи о чудесной спасительнице, пророчице и даже целительнице, заполнили эти места до краёв. Но тут заартачился внезапно тот, от которого ничего подобного не ждали – несостоявшийся жених. В глаза не видев невесту, он всё же посчитал себя обманутым, оскорбился, надулся и подал на Жанну в суд.
* * *
– Вот теперь я тебе помогу! – решительно заявила Жанна-Луи.
Они сидели в келье у отца Мигеля, который позвал девушек сообщить о том, что следует идти в Туль на судебное разбирательство, и Клод, почему-то, ужасно испугалась.
– Только не суд! – прошептала она, умоляюще глядя, то на монаха, то на Жанну. – Суд меня погубит, я это знаю… Да и не смогу, при целой толпе, при судьях, говорить, спорить, что-то доказывать… Я даже толком не знаю, как зовут этого парня! «Жених» – вот и все! Другого имени у него в нашей семье до сих пор не было! Но, если он вдруг окажется несчастным – я огорчусь… А если станет кричать и требовать – огорчусь тоже, потому что кричать в ответ не смогу, и отвернуться от несчастного не сумею…
Тут-то и подала голос Жанна-Луи.
– Я ни толпы, ни судей не боюсь. В лицо тебя там никто не знает, значит, пойдём так же, как ходили в Вокулёр – отсюда ты уйдёшь Жанной, я – Луи, а туда придут Луи и Жанна! Надо только сделать так, чтобы твои родители остались дома.
– Они останутся, – сказала Клод, как будто чем-то огорченная. – Они теперь так меня слушаются, как будто я им не дочь.
Отец Мигель при этих словах, отвернулся к окну.
– Сам Господь на твоей стороне, и другой помощи не нужно, – пробормотал он, не слишком уверенно. – Скажи родителям, что я пойду с вами. И Дюран Лассар тоже. Здесь мало кто знает.., да и не надо это никому знать.., но в юридических вопросах он кое-что смыслит…
Господин Арк в Туль, действительно, не слишком рвался. С одной стороны, что мог он, простой крестьянин, доказать этим учёным судейским чиновникам? С другой – совсем не хотелось встречаться ни с женихом, ни с его отцом. И, пока мадам Изабелетта заливала слезами их общую спальню, он весьма убедительно, как ему казалось, разъяснял почему на том судилище им делать нечего.
– Видишь как она разговаривает… Ей Богу так только при дворе и говорят. Уж точно не мы её этому научили. И не падре Мигель – где ему-то знать… Помнишь, он говорил, что сам у неё как бы учится… Да и ума она тоже не от нас набралась. А уж где и у кого, про то нам с тобой лучше и не догадываться – голова вспухнет…
Он истово крестился, рассеянно гладил плачущую жену по плечу, вздыхал, тёр лоб, как будто это могло в чём-то помочь, и делал вывод:
– Ей Господь поможет. Раз Он мне послал вразумление, пошлёт и судьям. И не одна она пойдет, Изабо, нечего и плакать. У неё теперь заступников больше, чем требуется…
Так что в Туль девушки пошли только в сопровождении господина Лассара и отца Мигеля.
По дороге Жанна-Луи вела долгие разговоры с господином Лассаром о том, как правильней всего защищаться перед судьями, и какие доводы лучше приводить. Лассар всё разъяснял охотно, даже радостно, как будто стосковался по занятию давно забытому. Но, когда Жанна безо всякого умысла спросила, откуда он знает все эти тонкости, вдруг смешался, коротко ответил, что служил как-то в судейской палате, и затих. Однако, в городе снова взбодрился. Уверенно, словно давний городской житель, повёл спутников по узеньким, пыльным улочкам, ловко уворачиваясь от телег и всадников, к тому дому, где им предстояло жить.