Жанна де Ламотт

Жанна на своем веку повидала многих людей и знала их, но никто из тех не мог бы сравниться с этим человеком, кроме разве одного, которого Жанна видела часто и который был запутан даже в ее дело ожерелья королевы, а именно – графа Калиостро. (Граф Александр Калиостро, истинное имя которого было Иосиф Бальзамо, родился в 1743 г., был величайшим мошенником своего века. Своими мистическими фокусами и чародейством он стяжал себе огромную известность, и многие его современники были склонны верить, что Калиостро обладает философским камнем и бальзамом вечной жизни. Обладая большим умом, он умело поддерживал легковерие окружавших его и благодаря своим связям с масонами пользовался большим авторитетом. Он был замешан и в историю с ожерельем королевы и, вынужденный бежать из Франции, скитался по всей Европе, побывав, между прочим, и в России). Только последний мог бы сравняться с дуком в знании людей и в той силе воли, которая умеет подчинять их себе. Единственный человек, который всегда и во всем брал верх над Жанной, был граф Калиостро; со всеми же остальными она справлялась до сих пор сама, как справилась с Белым, распознав, что он был дуком дель Асидо. Но она еще не справилась с самим дуком.

Жанна знала, что ей надо было делать. Теперь она была настолько старше годами и опытом жизни, что могла бы, кажется, потягаться с самим графом Калиостро!

Она знала, что нужно только найти, в чем состоит слабость человека, чтобы управлять им. А у каждого человека есть какая-нибудь слабость, нужно только суметь открыть ее.

Несомненно, что и дук дель Асидо уязвим в чем-нибудь и, чтобы подчинить его себе, надо только выждать, приглядеться и действовать с осторожностью. А для того чтобы подчинить себе такого человека, стоит поработать!

Жанна, давно уже привыкшая ступать так, что ее не было слышно, поднялась из сада на балкон и вдруг остановилась здесь, прислушиваясь.

Из растворенных окон гостиной, выходивших на балкон, доносились голоса, которые Жанна сейчас же узнала.

Разговаривала княгиня Мария с Сашей Николаичем. Говорили они по-русски.

Жанна настолько знала этот язык, чтобы понять их разговор, довольно, впрочем односложный и краткий, но выразительный. Да и не столько слова надо было понять Жанне в этом разговоре, сколько то выражение, которое было в том, как они их произносили.

– Итак, вы решили? – спросила княгиня.

– Да! – ответил он.

– Решили отдать двести тысяч?

– Да!

– Но разве вы так богаты, что можете свободно располагать такими суммами?

– Это – все, что я имею…

– Так вы отдаете все, что у вас есть?

– Нет, не все.

– Что же остается у вас?

– Моя честь…

– Но деньги, состояние?..

– Ради того, что я считаю своим долгом, я рад отдать не только все свое состояние, но и самое жизнь… Я готов умереть…

– Знаете, мне кажется, умереть легче, чем, раз испытав, что значит после нищеты получить богатство, снова расстаться с этим богатством. Я ни за что не решилась бы на это и, простите, мне трудно поверить…

– Вы не верите мне?

– Нет, я не это хочу сказать…

– Нет, скажите прямо, вы не верите мне?

– Вот видите, из всех людей, которых я встречала до сих пор, или, вернее, которых я знала, – при этом я не исключаю и себя самой, – ни один не сделал бы этого…

– Но как видите, я делаю! – заметил он.

– И я признаюсь вам откровенно, удивляюсь вам и не могу назвать вас…

– Может быть, умным?

– Нет, я вас могу назвать рыцарем!.. В вашем поступке, если вы решитесь на него, есть нечто возвышенное, отделяющее вас от других людей, и я рада, что могу засвидетельствовать это!..

– А я рад, нет, самым настоящим образом счастлив тем, что могу видеть вас и говорить с вами!..

– Уж будто это так?!..

– О да!.. клянусь вам…

– Ну, тут, – подумала Жанна, – пойдет и весь тот влюбленный вздор, который повторяют все люди, когда бывают влюблены, воображая, что они выдумывают что-то новое и говорят вещи, которых никто до них не говорил, хотя они в любой комедии могут услышать все это, когда им угодно!»

И она была права.

Действительно, она услышала весь этот вздор и весь он был произнесен Сашей Николаичем восторженно и страстно.

Положим, он имел право до некоторой степени быть восторженным и страстным, потому что готов был заплатить двести тысяч за что – неизвестно, но княгиня Мария не останавливала его и не умеряла его пыла, а терпеливо слушала его и подавала такие реплики, которые могли только разжечь его.

Многое пережила Жанна на своем веку; случалось, и ей говорили такие вещи, и самой ей в прежние годы приходилось подавать реплики, и она отлично знала, как они подаются, и что значит тот или другой оттенок их. Как ухо опытного, старого музыканта улавливает малейшую фальшь в разыгрываемой симфонии, так и ее ухо могло бы различить даже мастерски замаскированную фальшь в ответах женщины на страстные речи мужчины. И она так же, как могла распознать фальшь в этих ответах, могла тотчас же уловить и оттенок искренности. И вот в том, что она теперь слышала в голосе княгини Марии, распознала несомненную искренность.

Да это и не мудрено.