Очевидно, театр переживал поворотный момент в своей истории. Кокто смело брался за постановку своих пьес в доме Мольера: «Не будем говорить, что “Комеди Франсез” – такой же театр, как другие, просто лучше других оборудованный, обрамленный золотом и привлекающий публику, более жадную до чувств, чем до сенсаций. Его сцена остается единственной, на которой можно сыграть один акт»[733]
– имелась в виду одноактная пьеса. Но появились кинофильмы, сначала немые, а потом звуковые, кино изменило вкусы и запросы публики, что стало причиной возрождения более замысловатых театральных сюжетов и постановок.Возглавив «Комеди Франсез», Эдуард Бурде рассчитывал на помощь бывших участников «Картеля» – Луи Жуве, Шарля Дюллена, Гастона Бати[734]
и Жака Копо[735], на плечи которых и возложил постановку великих пьес национального театра XVIII и XIX веков. Первым спектаклем новой эпохи стала пьеса Корнеля «Комическая иллюзия» в постановке Жуве. Восторг публики немедленно вернул теару былое положение, и Бриссон мог уже сказать, что «стало модным отправляться в “Комеди”, театр стал считаться второй Оперб, считалось хорошим тоном появляться здесь, а вскоре эти посещения стали доставлять истинное наслаждение. На премьерах публика словно попадала на вечера Этьена де Бомона. Прекрасные слушательницы открывали для себя “Мизантропа”[736], зачарованно слушали Эстер[737] и “Аталию”[738] и чувствовали себя счастливыми, что смогли насладиться произведениями, которые считали достоянием исключительно ушедших поколений. Некоторые экзальтированно восклицали: “Я вчера смотрела «Филантропа», прелесть!..” Снобизм расцветал, доходы росли как на дрожжах»[739].По приглашению Бурде Жанна начала участвовать в обновлении «Комеди Франсез», а также имела удовольствие присутствовать на всех его премьерах. Театр она любила больше всего после примерочной и с удовольствием посвящала себя созданию костюмов для пьес, действие которых разворачивалось в прошлом, как в пьесах «Амфитрион 38»[740]
и «Марго», принадлежащих перу великих французских драматургов. Ланвен принадлежит авторство костюмов для актрисы Жермены Руэ[741] для пьес «Берениса» Жана Расина и «Нужно, чтобы дверь была или закрыта, или открыта» Альфреда де Мюссе, одноактной «пословицы» в прозе.Для открытия сезона осенью 1936 года Бурде уже не мог не следовать утвержденной программе: «Хозяин своего сердца» Поля Рейналя, «Буриданов осел» Флера и Кальяве, в постановке которых участвовала и Ланвен. Драматург, внимательно следивший за творчеством современников, вводил в репертуар театра и совершенно новые пьесы, например в 1938 году – «Песнь песней» Жана Жироду в постановке Жуве и костюмами Жанны Ланвен для актрис Лиз Деламар и Мадлен Рено.
В том же году ателье на улице Фобур, 22, получило заказ на изготовление костюмов для всех женских ролей в пьесе «Свадебный марш» Анри Батайя: не только для Лиз Деламар и Рене Фор, но и для Мари Белл, мадемуазель Бриан, Веры Корен, мадемуазель Габар, Андреи де Шоврон, мадемуазель Вальер.
Постановка «Асмодея» Франсуа Мориака предоставила Жанне возможность придумать костюм не только для величайших актрис своего времени, но и для восходящей звезды – Жизель Казадезюс[742]
. Эта актриса не только обещала стать главной дивой французской сцены, но и в своем настоящем амплуа начинающей актрисы была необыкновенно оригинальна и хороша. Восхищение Жанны не могло остановить мнение тех, кто, подобно Колетт, называли мадемуазель Казадезюс «слишком похожей на “маленькую святую”».Кутюрье познакомилась с новой «молоденькой девочкой» в 1934 году, когда актриса, которой еще не исполнилось и двадцати лет, проходила прослушивание в Консерваторию[743]
.Жизель должна была сыграть, кроме классического отрывка из Мариво, несколько страниц из «Дебютанки», всеми забытой пьесы Франсуа Кюреля. Для этого спектакля ей требовалось длинное элегантное платье, которого в ее гардеробе не было.
Ее отец – Анри Казадезюс, основатель Общества любителей старинных музыкальных инструментов и альтист в квартете