Жанна Ланвен

В этой известной пьесе, возможно основанной на реальных событиях, перед зрителем появляются две служанки и их хозяйка. Соланж и Клэр, с одной стороны, и Мадам – с другой.

Служанки, две сестры, переодеваются по очереди в Мадам и разыгрывают между собой отношения хозяйки и служанки.

По ходу пьесы их ненависть к госпоже растет, подталкивая к решению убить ее, но липовый отвар с ядом по ошибке выпивает Клэр.

В этом спектакле костюмы были очень важны: надеть платье со шлейфом для служанки означало полностью преобразиться в Мадам и иметь право сказать другой женщине: «Расправьте шлейф, потаскуха!»[831] Так Клэр говорила Соланж. Сценические ремарки указывали точно, о каком платье грезила Клэр: «Мадам наденет сегодня вечером платье из алого бархата»[832]. Это платье должно было стать новой кожей служанки, ее прикрытием, оно само по себе было еще одним персонажем, не говорившим ни слова. В заметку по поводу хода репетиций входил список костюмов и аксессуаров: «Мадам Лаффон: платье, манто из лисы, шляпка, две пары туфель, сумка/Одежда для игры: платье Мадам из красного бархата, белое платье Мадам с пайетками, дезабилье/комплект платьев и туфель». Последний комплект был нужен для того, чтобы заполнить шкаф-декорацию в спальне Мадам. Совершенно ясно, что костюмы и декорации для этого спектакля были крайне важны.

Для первой постановки декорации создавал Кристиан Берар: спальня, где стояла большая кровать с балдахином в стиле рококо розовых и голубых оттенков, и, как говорилось в программке, «платья мадам Лаффон и Этьеван созданы у Ланвен». Слышала ли Жанна об этой пьесе, успела ли ее прочесть? Возможно. Ее дочь знала пьесу с лета 1946 года.

Участвовала ли она в создании костюмов? Может быть, если Жуве говорил с ней об этом до того, как осенью 1946 года начались репетиции. В любом случае, имя Ланвен встречается не только в программке, но и в тексте самой пьесы, получив снова, через пятнадцать лет после стихов Гитри, место в канве театральной постановки.

В тот момент, когда Мадам, вернувшись из тюрьмы, где она навещала Месье, вздыхает: «А мои платья… – она подходит к шкафу и смотрит на свои наряды. – «Кому они теперь достанутся?

Мне теперь не до элегантности»[833]. Появляется Клэр с липовым отваром. В порыве великодушия Мадам, не обращая внимания на отвар, поворачивается к Клэр и говорит ей: «Все кончено, – она гладит красное бархатное платье. – Мое прекрасное “Очарование”. Самое лучшее. Бедняжка. Ланвен создала его для меня. Специально для меня. Держите! Я отдаю его вам. Я дарю его тебе, Клэр»[834]. Она отдает платье Клэр, которая уже надевала его в начале пьесы, чтобы высмеять хозяйку и подготовиться к убийству. Поражает то, что это платье действительно от Ланвен.

В копиях текста встречаются и другие варианты. Первый такой: «Это Шанель создала его для меня». Во втором варианте видим поправку, сделанную красным цветом: «Это Пату (зачеркнуто) Ланвен создала его для меня». Имена трех кутюрье, следующие друг за другом, хорошо показывают, чем должно было быть это платье. Это красное платье должно было стать воплощением роскоши, и оно, как говорится в тексте, обтягивало бюст, драпируя его бархатом[835]. Оно было длинным, потому что Соланж вынуждена была опускаться на колени, чтобы расправлять складки; с узкой талией, поскольку Соланж помогала сестре застегнуть и расстегнуть его. Это было красное декольтированное платье с застежками на корсете и шлейфом, ниспадавшим до пола. Потом Клэр «надевает маленькое черное платье»[836]. Разве здесь нет связи с «маленьким черным платьем», которое Шанель предлагала иметь всем женщинам, стремящимся к элегантности? Предложил ли это сам Жене или на таком противопоставлении настаивал Жуве? Или это просто случайность? В конце концов, из трех имен осталось одно: ни Шанель, закрывшая свой бутик за восемь лет до этого, ни Пату, утонувший в великолепии «мальчишечьей» моды, не стали модельерами, создавшими в 1947 году костюмы и для персонажей, и для актрис. Это была Ланвен. Фамилия означала уже марку, стиль, бренд. Мадам Ланвен умирала в то время, когда шла постановка этой пьесы, в которой Мадам умерла.

В день премьеры единственное, что объединяло иллюзорный мир спектакля с реальностью на сцене и в зале, – это имя Ланвен, ставшее символом моды в эпоху между двумя войнами.

Эпилог

Жанна Ланвен умерла в Париже 6 июля 1946 года и четыре дня спустя была похоронена в Ле Везине.

Война закончилась совсем недавно, и в прессе о смерти кутюрье упоминалось очень кратко, хотя и с почтением.

На кладбище прощальную речь от имени «персонала Дома Ланвен» произнес Луи Хонта. В ней говорилось не о творчестве Жанны, не о ее прошлом модистки, портнихи, кутюрье, декоратора и модельера, величайшем художнике по костюмам своего времени, владелице огромного парфюмерного производства, его речь была посвящена «Хозяйке», которая, как взволнованно сказал оратор, безусловно «любила своих сотрудников, любила их по-настоящему…»[837].