Жанна Ланвен

Французский Vogue в апреле 1924 года представил одновременно «Ревю де Прентам», творение Саша Гитри, и новую коллекцию Ланвен: «Роза из бисера от Ланвен. Очаровательная Ивонна Прентам согласилась позировать для нас в платье от Ланвен из белого трико, расшитого белым стеклярусом, вполне в стиле новой коллекции вечерних платьев Ланвен. По бокам платье украшено маленькими воланами из ярко-розового газа. То же сочетание бело-розовой ткани и прозрачного стекляруса или серебряных нитей можно увидеть в большинстве моделей этой коллекции». А потом Ивонна отправилась в турне по Соединенным Штатам, и в газетах писали о сотне нарядов, которые она привезла с собой – безусловно, от Ланвен. А Гитри выказывал свое восхищение прелестной женой, обрушивая на нее лавину роскошных подарков, невероятных драгоценностей, великолепных туалетов, тратя на них огромные средства, которые не всегда умел регулировать.

Но Ивонна Прентам была и для Жанны, и вообще для Дома Ланвен больше, чем просто манекенщицей. Она была очень известна и во Франции, и за рубежом, выступала в мюзик-холлах, в театрах, снималась в кино: сначала рядом с Саша Гитри, потом – с Пьером Фресне[282]. Она была постоянной героиней театральных новостей, статей в газетах и просто сплетен. Не претендуя на классический театральный репертуар, не участвуя в авангардных постановках, Ивонна, тем не менее, вела очень активную сценическую жизнь в 1920–1930-е годы. Красивая актриса привлекала внимание и буржуазной аудитории, и простого народа. Безусловно, она не была обычной клиенткой: она была актрисой, а не женой президента компании, промышленника или банкира. Естественно, ее стилю было непросто подражать, она носила вещи не для обычной жизни. Ивонна Прентам была мечтой, воплощением французского шарма, французского стиля – насмешливого, дерзкого, великолепного…

Мы можем судить о том, насколько близкими были отношения этих двух женщин, по тем немногим записям их разговоров.

Жанна часто разговаривала с Ивонной о Маргерит, и когда актриса однажды хвалила кутюрье и говорила, как она должна гордиться достигнутым успехом, ответ был печальным и горьким: «Конечно, моя маленькая Ивонна, но главным для меня была дочь»[283].

Глава VIII Пустой дом

Любовь Жанны к дочери вскоре стала общеизвестным фактом. Покупая платье на каждый день, вечерний туалет или манто, клиентка салона на улице Фобур, 22, получала кусочек романтической сентиментальной истории. Легенда обрастала подробностями, и появление Малыша Вон только способствовало развитию этой мифологии.

Но за кулисами этого спектакля шла совершенно иная жизнь.

Жанна оказалась в невыносимом одиночестве и хотела укрепить семейные узы. Новости о супругах Жакмер были неутешительными. С Маргерит практически невозможно было увидеться. Жанна начала беспокоиться. Мысль построить два фамильных особняка один напротив другого как никогда владела ею: кутюрье чувствовала, что ситуацию нужно изменить, вернуть Маргерит, привести ее обратно домой, чего бы это ни стоило.

Мудрая женщина

Чтобы понять значение этого проекта, нужно представить себе Жанну, важность ее положения в обществе, ее высокомерие и то место, которое Дом моделей занимал в ее жизни. Жизнь в Париже тогда бурлила, все находились в лихорадочном возбуждении от открывшихся новых возможностей. Морис Саш создал яркую картинку тогдашней жизни: «Семь лет неслыханного благополучия повергли нас в настоящую эйфорию: магазины не пустели, театральные залы были битком, улицы полны туристов, невероятное время: книги писались, публиковались и тут же распродавались, создавались картины, открывались выставки, а на аукционах одна за другой заключались сделки; каждый стремился стать коллекционером, потому что не знал, что делать с деньгами. (…) Короче говоря, жить в лихорадочном ажиотаже стало нормой»[284].

Жанна Ланвен, 1930-е годы

Жанне эта «счастливая оргия» принесла огромную прибыль, ее бутики ни минуты не пустовали. Но сама она свой образ жизни не изменила: выходила в свет крайне редко; любила театр, иногда ее замечали в Опере; светская хроника отмечала ее туалеты, горностаевую накидку. Однако интересно, что в эпоху расцвета танцевального искусства ни Русский балет, ни Шведский балет ее не покорили. Если говорить о ее творчестве как модельера, то она прошла по самому краю «безумных лет». Ее участие в сценических постановках не соприкасалось с главными переменами, потрясшими театр. В то время ее имя не было связано с такими именами, как Питоев[285], Дюллен[286], постановками пьес Чехова и Ибсена.

С творчеством Пиранделло[287] она соприкоснулась только в кино, выступив создателем наряда Марсель Прадо[288] для фильма по роману Матиаса Паскаля «Огонь» в постановке Марселя Л’Эрбье[289] в 1924 году.

Модель от Ланвен, 1910-е годы