В любом случае принять эту почти шестидесятилетнюю даму за простую секретаршу или администратора было невозможно, так как все вокруг обращались к ней с глубоким почтением, да и ручки с блокнотом у нее в руках не было. Ее строгое молчаливое поведение казалось таким странным на фоне экстатических проявлений восторга, любви или ярости, принятых среди людей театра. Там, где было принято не скрывать эмоций, а всячески их проявлять, где шарм и кокетство были достоинствами, скорее вызывающими уважение, строгость и скромность кутюрье вызывали некоторое смущение.
Казалось странным, что, будучи почти неотъемлемой частью этого мира, она держалась в стороне.
Вечернее манто от Ланвен, 1923.
Фонд А. Васильева
Скромность продавца позволяет покупателям чувствовать себя богачами, но здесь, на сцене бульварного театра, можно было извлечь некоторую выгоду. Кутюрье казалась почти волшебницей. Какое восхищение чувствуется в дневниковых записях Жака-Анри Лартига[393]
, преданного поклонника Ивонны Прентам, видевшего, как скромная дуэнья превращается в фею: «Первая репетиция “Любви в маске” в костюмах.Восхитительные роскошные платья Ивонны от мадам Ланвен.
Они затмевают (было так задумано или нет?) костюмы остальных актрис. Мадам Ланвен в зале вместе с нами. Говорят, что она столько времени посвящает созданию нарядов для других, что у нее не остается времени подумать о своих. Да и вообще, к чему быть кокеткой? В какой-то момент мы перешли на другую сторону “маленькой балюстрады”, и тут вдруг все “красивые вещи” стали выглядеть еще ярче… Но для всех это осталось тайной, когда был перейден некий рубеж. Словно бы все неожиданно изменилось. Словно мы просто все увидели по-другому, перейдя на другую сторону. Жанна Ланвен – маленькая, сдержанная, очаровательная, скромная, почти совсем незаметная, но когда говоришь с ней, это настоящий “властелин в женском обличье”!»[394]
Разнообразие театров, с которыми работала Жанна, удивительно. Эта строгая женщина контролировала каждую складку на платьях Маргерит Карре – первой актрисы в спектакле-варьете «Покажи мне твои маки» в
В суете постоянных развлечений Маргерит, казалось, обрела свободу, хотя по-прежнему везде появлялась под именем «мадам Рене Жакмер». Ее свежесть, живость и грация, знание света, безупречное воспитание, приятная наружность, чистый голос всегда привлекали внимание, но она не стремилась им всецело завладеть. Она обладала способностью соблазнять без объятий. Первые неверные шаги во взрослой жизни, с одной стороны, освободили ее от обычных для представительниц ее пола жизненных ограничений, а с другой – сделали заложницей мира моды, отчего она научилась саркастическому взгляду на мир и скрытности. Молодая женщина умела показать увлеченность другими и миром, что считалось высшей формой такта. Она была искренне сдержанна и скромна, внимательна, обладала живым и гибким умом… Словом, Маргерит была лучшей компанией, чтобы провести вечер, поехать в морское путешествие, пойти на премьеру или на чай. Среди тех, кто был очарован ее легкостью и шармом, были люди разных возрастов.
Неизвестно почему, но ее капризы веселили и становились темой для светской хроники. Иногда она не давала всем покоя, рассказывая о чем-то, вдохновившем ее – стихотворении или новой идее, а потом вдруг исчезала в неизвестном направлении.
Потом выяснялось, что девушка уехала в Монте-Карло с композитором Эриком Сати, который называл ее «юная мадам», на репетицию «Лекаря поневоле», оперы Шарля Гуно в постановке Русского балета[396]
.Если ее просили, Маргерит обрушивала на присутствующих шквал эмоций, играя мелодии Шуберта или Форе[397]
. Конечно, игра на фортепьяно и пение не переходили границу любимого хобби. Она не могла позволить себе быть невежливой и остаться на сцене после концерта вместо того, чтобы присоединиться к гостям для милой беседы. Она часто бывала в концертных залах, но там ее мягкое сопрано слышалось только во время антрактов, когда она болтала с пришедшими на концерт дамами.Светская жизнь, собиравшая вокруг нее круг блестящих поклонников, привела молодую женщину в один из самых посещаемых салонов столицы, принадлежавший Бомонам.
Граф Этьен Боннин де ла Бонниньер де Бомон – настоящий образчик старинной французской знати, любивший современные искусство и театр и превративший свой особняк на улице Дюрок в одну из передовых музыкальных сцен Европы.