Позже, уже в 1930-е годы, линия «спорт» позволила ввести в коллекции брюки для женщин, следуя за новыми веяниями, оставаясь при этом верной своему стилю. Даже пальто было заимствовано из мужского гардероба, во время Первой мировой войны этот элемент одежды был необходим, а в 1920-е годы прочно занял место среди дамских накидок и плащей: «это для города своего рода модная униформа, знак отличия, признак принадлежности к элегантному обществу, мальчишеский стиль без чрезмерностей»[374]
. Прежде женщины носили шубки мехом вниз и теплые накидки. Одной из характеристик «спортивной» линии было то, что предлагалось огромное количество разных пальто, сочетавшихся с определенным дневным костюмом или комплектом. Такие сочетания стали основанием для парных названий, в зимней коллекции 1929 года встречалось несколько сочных примеров: «Роланд» и «Дюрандаль»[375]; «Негритенок» и «Негреско»; «Черт» и «Чертенок»; «Вердюретт» и «Вердюрон»[376], «Каштан» и «Конский каштан».Совершенно особенными были модели спортивного типа, отдающие дань ставшему тогда модным культу тела и посвященные политическим событиям. Например, пальто и накидка бежевого цвета «Пехотинец» и «Д’Аннунцио[377]
». Черное платье-блуза с черными же пуговицами, дополненное белой юбкой ниже колена, строгое, словно униформа, и, безусловно, достаточно свободное, чтобы в нем можно было легко двигаться, продавалось в 1924 году под названием «Фашист».Жанна конечно же не увлекалась спортом, курильщицей опиума она тоже не была, но ее талант в «искусстве обольщения и кокетства» позволял ей точно улавливать стиль эпохи. В такое время, когда художники и поэты увлекались модой, как Сандрар[378]
и Соня Делоне[379], вполне естественно, что кутюрье стали заниматься декоративным искусством. Эта профессия была вполне доступна, как охотно подтверждает Моника Лербье: «Я прекрасно понимаю, что в работе, и только в работе, я обрету спокойствие и смогу облегчить груз, который несу! (…) Мне советуют заняться оформительской работой, это сейчас самая свободная ниша!»[380]Добившись успеха в качестве организатора вечеров в Шардон Бле, Жанна увлеклась декораторским искусством. Она не забывала о том, что Пуаре в свое время отдавал мебель и декоративные элементы интерьера, им созданные, в ателье «Мартин». Но открыв дизайн-студию «Ланвен декорасьон», Жанна намеревалась пойти по совершенно другому пути, нацелившись, в отличие от предшественника, который стремился объединить разные виды искусств, исключительно на коммерческую сторону предприятия и на продвижение только одной марки – своей собственной.
Попытка интересная, но бесплодная. Судя по отзывам прессы того времени, салон «Ланвен декорасьон» был открыт для того, чтобы обслуживать нужды строительства на улице Барбе-де-Жуи[381]
. Действительно, Жанна оставалась главным, если не единственным, клиентом «Ланвен декорасьон», а Арман Рато – ее единственным поставщиком. Кажется, что никакого предварительного проекта и не было, просто в какой-то момент захватившая ее работа по оформлению собственного интерьера перешла в коммерческое русло. О других магазинах кутюрье, работавших в том же направлении, нельзя сказать ничего определенного, потому что информации об этом в документах, хранящихся в архиве по адресу: Фобур, 22, очень мало: всего лишь небольшое количество схем, эскизов и фотографий без даты, так что сложно сказать, к какому проекту они относились. Возможно, они имели отношение к дому в Ле Везине или к парижской квартире кутюрье на улице Буго. Некоторые акварельные рисунки – это роскошный орнамент, предназначавшийся для нескольких комнат, например «столовой» и «спальни мадемуазель», скорее всего для Маргерит. Это позволяет отнести их к 1917 году или более позднему времени. Возможно, это были первые шаги Жанны Ланвен в области декораторского искусства[382].На некоторых листках стоит печать Рато с адресом его ателье на бульваре Бертье, рисунки на них сложные, нечто среднее между французским XVIII веком и
Этот документ нигде и никогда не упоминался, но можно предположить, что кутюрье выступала посредником в этом испанском проекте.
Главной попыткой медиакомпании в поддержку «Ланвен декорасьон» стала статья Лео Рандоля в американском журнале