Жар-книга

Она. Вскоре я узнала, что в Томск собирается жена Эрдмана, Дина Воронцова. Я поняла, что все так и будет тянуться бесконечно. Что мы не будем вместе никогда. Я нашла в себе мужество не ответить на его письмо. Решение было принято – бесповоротно.

Он. Я поздравил ее с вручением ордена Знак Почета. Ответа не было.

Она. Решение было принято.

Человек-примечание. Вот и всё.

Он. Всё?

Она. Всё.

Человек-примечание. Они встретятся снова в 1957 году, на квартире у Бориса Эрдмана, брата Николая Робертовича. Через двадцать с лишним лет. Ангелина Иосифовна – ведущая актриса Художественного театра, мать двоих сыновей. Первенец, Александр, родился в 1936 году, и имя его отца Степанова скрывала всю жизнь. Есть основания думать, что ответственный работник НКВД – его звали Горшков, комбриг Горшков – и стал отцом ее первого сына. Что случилось с комбригом – понятно каждому, знакомому с нашей советской историей… В 1957 году Степанова – вдова, ее муж, знаменитый советский писатель Александр Фадеев, год назад покончил с собой. А Николай Эрдман уцелел в исторических омутах, он жив и здоров, по-прежнему пьет не пьянея и женат на танцовщице. Зарабатывает на жизнь сценариями для кино и либретто для оперетт. Детей нет.

Москва, 1957 год

Она. После дежурных вопросов, он спросил меня…

Он. Лина, почему?

Она. Николай, о чем ты?

Он. Почему ты бросила меня тогда?

Она. Это было несколько жизней тому назад. Я не могу говорить об этом.

Он. Всё было бы по-другому, всё…

Она. Это иллюзия. Скажи, а та пьеса, которую ты задумал, «Иллюзионист», кажется, – ты закончил ее?

Он. Нет. Я не пишу больше пьес. А те черновики я потерял в войну. Когда работал в ансамбле песни и пляски НКВД.

Она. Ты? Ты работал в ансамбле НКВД? Кем?

Он. Сочинял тексты для конферанса. Очень у нас был чудесный конферансье, Юра Любимов. А музыку для нас писал Шостакович. Вот об этом бы когда-нибудь пьесу написать. На том свете. Для На-Том-Светского театра имени бывшего драматурга Николая Эрдмана… Говорят, ты прекрасно играешь в «Трех сестрах».

Она. Ты можешь посмотреть сам. И скоро у меня премьера «Марии Стюарт» – я играю королеву Елизавету, приходи.

Он. Нет, Лина, я не могу. Это выше моих сил… Я не могу даже переступить порог театра.

Она (молчит).

Он. Ты, значит, говоришь эту фразу о своей душе…

Она. «Душа моя, как дорогой рояль, который заперт и ключ потерян…»

Он. Как я это понимаю – про душу, запертую навсегда.

Она. Я думаю, это понимают многие люди нашего поколения.

Он. Те немногие многие, что остались жить. Да, «надо жить» – как вы там говорите на сцене.

Она. Ничего другого нет и не может быть, только это. «Надо жить», и всё. Сколько ни думай, лучше ничего не выдумаешь.

Он. Ты в это веришь? В то, что надо жить?

Она. Только в это и верю. А ты?

Он. Нет. И никогда не верил. Я живу, потому что всему живому положено жить и хотеть жить. А не потому, что «надо жить». Кому надо?

Она. Возможно, что «надо жить» говорят себе люди, когда им не очень хочется жить. Чувство долга не самое худшее из наших чувств.

Он. Да, Лина, ты изменилась.

Она. Только дураки не меняются.

Он. У меня остались твои письма.

Она. Я не стану требовать вернуть их назад, потому что у меня тоже есть твои письма, и я их тебе не верну.

Он. Нам будет что почитать в старости.

Она. Я, собственно, об этом и забочусь…

Они смеются.

Он. А помнишь, как ты приехала в Ени…

Она (обрывает его на полуслове). Нет. Нет, Коля. Нет.

Может быть, звучит Варя Панина.

Он. Интересно, как ты живешь теперь?

Она. Ты мог бы зайти.

Он. Да.

Она. Фильм «Актриса» – это ведь по твоему сценарию?

Он. Да.

Она. Фильм средний.

Он. Просто дрянь. Мне это уже давно безразлично. Лина, я… хотел просить тебя об одном одолжении.

Она. Да, я слушаю.

Он. Я только что развелся. Есть трудности с жилплощадью, я хочу достроить дачу и жить там какое-то время… Ты не могла бы одолжить мне денег?

Она. Сколько?

Он. Сто тысяч.

Она. Конечно, я одолжу.

Человек-примечание. В то время Ангелина Иосифовна была состоятельной женщиной, одолжение этой суммы не обременило бы ее. Но Степанова дала Эрдману сто тысяч рублей без возврата. Насовсем. Сказав – «можешь не возвращать».

Она. Он был такой… жалкий. Это было ужасно.

Человек-примечание. Надо жить…

Она. В 1962 году я сыграла одну из самых своих любимых ролей – актрису Стеллу Патрик Кэмпбелл в пьесе «Милый лжец». Много лет Стелла, выдающаяся актриса, умная образованная женщина, вела переписку с великим драматургом Бернардом Шоу.