— Мам, не в толщине дело. Дашка была нормальной девчонкой, а эта… на сраное козе не подъедешь. Сидит, всю из себя важную строит и рожа кирпичом. Слова через губу цедит, словно одолжение делает.
— Это защитная реакция обыкновенного подростка.
— Мам, это не защитная реакция, это говно человек.
— Никит, нельзя так говорить. Ты её даже не знаешь.
— Мам, вот не поверишь… даже желания такого нет. Тем более, что у меня уже есть девушка.
— Твоя Олька…
— Не начинай, — со злостью переворачиваю решетку. Металлическая защелка слетает и куски мяса вываливаются на раскаленные угли. Пришлось в экстренном порядке спасать шкварчащую свинину, а после, морщась от боли, сосать обожженные пальцы.
Родительница у меня была боевая: одновременно и за мать, и за отца, поэтому не кинулась с криками: «ой, божечки, сынуля, дай посмотреть». Лишь заключила сурово:
— Это все потому, что кто-то сердится.
— Нет, мам. Это все потому, что кто-то старательно капает мне на нервы.
— Совсем шальным стал с этой своей…
Чеплашка жалобно звякнула, когда на неё сверху кинули решетку для гриля.
— Дожарите без меня, там работы на пять минут осталось.
— Никита, ты куда?
— Домой.
— А как же я обратно?
— Замечательно ты обратно. Потому что только сюда тащишь в зубах и руках, а обратно пустой поедешь и даже пакет червивых яблочек не предложат.
— Синицын!
Ну все, мать перешла на фамилию, а это значит — сильно злится. Только вот в чем беда, я злился не меньше.
— А что Синицын?! Или думаешь не знаю, зачем меня сюда притащила?! Дашка тебе не нравилась, Олька тебе не нравилась — все, кого выбирал, тебе не нравились. Зато надменная толстая корова нравится, потому что дочка лучшей подруги. Мама, я ваше сватовство в гробу видел.
— Синицын, угомонись, тебя могут услышать.
— Да плевать я хотел… ухожу.
И ушел. Схватил рюкзак и вышел из калитки, не прощаясь. Изображать политкорректность, играя в хорошего гостя, мне совершенно не хотелось. Пускай женихов в другом месте ищут, а мы как-нибудь обойдемся. Ох, мама-мама…
И такая злость меня разобрала, что пальцы задрожали, когда Олькин номер набирал.
Прошелся вдоль обочины, заросшей сорняком. Сорвал по пути ветку черной смородины, свесившуюся через забор. Засунул, не глядя в рот и тут же выплюнул горечь, выпустив длинную нить слюны. То ли ягоды перезрели, то ли жучок мелкий попался.
Сотовый настойчиво завибрировал в кармане. Схватился за трубку в надежде услышать знакомый голос подруги, но это было всего лишь такси. Быстро они…
Я вышел на обочину и увидел желтую «сойку», ожидающую своего пассажира. Усатый водитель недовольно поморщился при виде грязных кроссовок пассажира, но от замечаний воздержался. Лишь поправил зеркало заднего вида и дал по газам, подняв клубы придорожной пыли.
До дома долетели с ветерком, обгоняя редкий попутный транспорт. По дороге успел отправить Ольке пару коротких сообщений, но ответа так и не получил: подруга по-прежнему отсутствовала в сети.
Ничего, сейчас забегу домой, смою запах дыма, переоденусь и в гости, благо Олька жила недалеко — десять минут пешим ходом.
Взлетел по лестнице, и кликнув электронным замком, переступил через порог.
Запах знакомых духов приятно защекотал ноздри. Не понял… В углу на коврике стояли белые Олькины босоножки, которые она купила еще в десятом классе. Неужели подруга решила устроить сюрприз?
У Ольки была копия ключей от квартиры. Мамка часто уезжала в командировки, иногда на неделю, иногда на две. И все это время мы жили вместе, как самая настоящая пара: засыпали и просыпались в одной кровати, готовили, смотрели телевизор. Даже ругались и мирились, как это было положено мужу и жене. Но если Олька решила сделать сюрприз, тогда какого хрена здесь делают кроссовки Костяна?!
— … иди проверь, — доносится едва различимый шепот из спальни.
— Тебе показалось, — бурчит Костик. Он это, я его голос ни с чьим другим не перепутаю.
— А я тебе говорю, иди проверь.
— Ладно-ладно, посмотрю.
Босые ноги зашлепали по полу и в коридоре показался Лощинский в полном неглиже, то есть в абсолютно полном, даже носков не имелось.
— Не понял, — пробормотал я.
Дружище попятился и непременно бы скрылся в комнате, но уперся спиною в косяк.
— Какого хера здесь происходит?!
Я сделал шаг вперед, сжимая кулаки, но тут на пути возникла Олька — глаза испуганные, рот открытый. Белые в веснушках руки держат одеяло, зачем-то пытаясь прикрыть грудь, которую видел до этого миллионы раз.
— Никит, подожди, ты все ни так понял.