Из одной группы уходит — и все начинает сыпаться, в другую приходит — и все налаживается. Что это как не злой умысел некоего серого кардинала? Кто ты, госпожа Володина, чертов гений-манипулятор или порождение случайных событий, которым мой разум пытается найти объяснение? Будет обидно, если все-таки второе. Так хоть существует объект для ненависти, кознями которого можно все объяснить. Забери его и что останется? Кучка придурков-одноклассников, решивших разругаться под конец школы? Или некогда лучший друг Костик, целующий и обнимающий Ольку? Что у меня вообще есть кроме глухой злобы внутри?
Мы долго сидели и пили, болтая о разном. Дюше хватило ума не развивать болезненную тему, мне хватило ума заткнуться и не продолжать, а Пашка… Пашка в принципе не особо парился по жизни. Сам по себе был парнем не сложным, и тянулся к столь же простым вещам. Оставалось только удивляться, как Новиков умудрился попасть в элитную группу имени Сабурова. Для них он всегда был быдлом, тупым борцом с поломанными ушами, а они для него — пафосными придурками. Две линии, существующие в параллельных плоскостях, и никогда не пересекающиеся в границах Вселенной. Вот и в этот раз они разошлись. Только одного я не понимал, почему за лучшим другом не последовал Сашка-боксер?
— Да урод он, — резюмировал Пашка, не вдаваясь в подробности. И в кои-то веки я с ним согласился.
А потом было еще пиво, и еще, и еще… Под конец взяли по стопочке коньяка, вкуса которого я уже не почувствовал. Мир вокруг пах сладковатым солодом и сушеной рыбой. На зубах хрустели фисташки вперемешку с сухариками, а переполненный мочевой пузырь звал в туалет.
Пашка зачем-то обмотал морду туалетной бумагой и принялся рычать, изображая ожившую египетскую мумию, а может модного нынче японского «нинзю». Дюша, положив тяжелую руку на мои плечи, в сотый раз пытался объяснить:
— … придем в клубешник, а они там, понимаешь? Сделаем вид, что чистой воды случайность… Они там, а мы придем и как ни в чем не бывало… понимаешь?
Я понимал, и пытался это объяснить Дюше… кажется, даже словами. Не было ничего хитрого в придуманном им плане. Ребята после Котейни собрались пойти в популярный клуб Аура, и мы хотели отправиться туда же. Танцпол общий, с него не выгонишь, ну а там глядишь и придем к всеобщему согласию.
Грандиозный план был готов к воплощению, когда в дело вмешался случай. Пашка, переставший играть роль мумии, вдруг вспомнил, что у некой Кристинки сегодня в школе дискотека. И не в нашей центровой, а в какой-то захолустной, расположенной на окраине города.
— Сиськи у нее во! — привел Пашка убойный аргумент, и Соломатин поплыл. Оказывается, он видел Кристинку в фитнес-центре, и уже тогда девушка с четвертым размером груди произвела неизгладимое впечатление. Теперь же, будучи в значительной подпитии, Соломатин захотел освежить в памяти ранее виденный образ.
— Синица, ты это… давай без обид. Подкинем тебя до Ауры, а сами…
И что я в этой Ауре не видел? Семь танцполов на трех этажах и Ковальски, заигравшуюся в лидера? Вздумавшую наказать Синицина и потому устроившую мне бойкот? Да пошли они все: и танцполы, все семь… и Агнешка вместе с ледяной королевой.
Это была последняя связная мысль, посетившая мою голову. Дальше были лишь образы: ржущее лицо Дюши, и до противного теплый салон такси, в котором укачивало и хотелось блевать. Задранное вверх лицо, и мелкие снежинки, кружащиеся в темном небе. Клубы пара изо рта и край полной луны, выступивший из-за облаков. Серебристая дорожка, скользившая по поверхности большой лужи и Пашка, с хрустом ломающий кромку льда. Он долго топал, и в итоге провалился по щиколотку, оглашая окрестности веселым гоготом.
Мир вокруг сгустился и потемнел, а потом…
Доисторическая песенка из числа тех, что периодически всплывают из небытия и снова оказываются в моде. Замиксованная и переработанная с жестким гитарным рифом на заднем фоне. Басы бьют по ушам, яркие пятна света мелькают перед глазами. Тени движутся в хаотичном танце, то исчезая, то появляясь снова.
Я не помню этих людей, не узнаю лиц в мелькающей круговерти перед глазами. Толпа веселящейся школоты, в основной своей массе класс девятый, может даже восьмой. И как меня угораздило очутиться в самом эпицентре? Ощущаю себя Гулливером среди малышни.
Напротив крутится совсем уж мелкая девчонка, которой по всем прикидкам не больше четырнадцати лет. Раскрашенное лицо еще не успело вытянуться, сохранив детские округлые черты. Ни сисек, ни задницы — малявка, одним словом, а все туда же. Пытается копировать взрослых, задрав худые мосластые руки к потолку, и призывно работая бедрами. Чувствуется нечто неестественное в ее движениях, не подходящее ни месту, ни возрасту. Девчонка еще в прошлом году танцевала на утреннике для мамы с папой, и вдруг такой рывок во взрослую жизнь.