Жар костей не ломит (СИ)

В темных волнах бушующей стихии показался просвет и тут уши заложило от женского визга — протяжного и невыносимого до боли, пульсирующего на одной высокой ноте. Многое слышалось в нем: и то что девушка брошена и забыта, и то что она идет по следу, чтобы разорвать обидчика на мелкие куски. Тени вокруг задвигались, заволновались. Две гигантские волны поднялись по бокам и начали сходиться, норовя сомкнуться над головой. Они бы непременно это сделали, но в самую последнюю секунду я успел выскочить на свободную площадку, чудом вырвавшись из объятий буйной стихии. Это был небольшой пятачок — пустующий коридор столовой, по одну сторону которого шли умывальники, а по другую дверь — долгожданный выход наружу.

Василий Иванович уже стоял на пороге, гостеприимно распахнув одну из створок. Заметив, что я замешкался, он проорал во всю глотку:

— Малой, работаем… в темпе, в темпе!

Я рванул с места, физически ощущая биомассу, колыхающуюся за спиной. Словно огромный черный слизень, очнувшийся ото сна, выпустил сотни щупалец-ложноножек. Они шарили в пустоте, выстреливали наугад, пытаясь поймать цель, опутать и затащить в раззявленный рот отвергнутой и потому разъяренной девушки.

Плитки пола мелькали под ногами, а впереди маячила белая фигура Василия Ивановича и распахнутые створки двери. Я увидел, как он взял оружие на изготовку, направив ствол в мою сторону. Черное дуло короткоствольного автомата — я даже толком испугаться не успел, как в воздухе защелкали сухие выстрелы. По полу замолотил золотой дождик: пустые гильзы брызгами разлетались в разные стороны.

Страшно бежать на человека, палящего в твою сторону. Стоит дрогнуть пальцу на крючке, сбиться дыханию, и в чьей-то башке на пару отверстий станет больше. Сам Василий Иванович говорил об этом неоднократно, и вот сподобился.

Я втянул голову в плечи, согнулся, пытаясь съежиться до размеров субатомной частицы. И все равно продолжал бежать, потому что творящееся позади пугало куда больше.

Может поэтому не успел затормозить, заскользив по инерции по гладкой поверхности пола. Я бы непременно впечатался в Василия Ивановича, но тот вовремя среагировал. Слегка довернув корпус, перехватил мое тело и обеими руками вытолкнул в дверной проем.

Я пушечным ядром вылетел в коридор, и умудрился пробежать пару метров, быстро перебирая ногами. Метре на третьем споткнулся и, потеряв равновесие, грохнулся на пол. Боль от удара ожгла правое плечо, а в глазах замелькали звездочки, крутящиеся по орбитам.

Я бы повалялся, пытаясь прийти в себя, и быть может даже застонал, проклиная случившееся, но громогласный рык не дал свершиться моим планам.

— Малой, помогай!

Оторвав гудящий затылок от пола, я обнаружил Василия Ивановича, навалившегося всем телом на закрытую дверь. Две створки заходили ходуном, грозя вот-вот распахнуться. Старые, деревянные, выкрашенные в сплошной синий цвет с сорванным внизу шпингалетом. Таким место в музее или в поселковой библиотеке, но уж точно не в современной школе, с ее строгими нормами и ГОСТами.

— Малой, да чтоб тебя! — не выдержав, проорал Василий Иванович. Он с трудом сдерживал напор, рвущийся наружу. Нечто невообразимое не просто билось в дверь — оно скребло, рычало и урчало. Оно хотело добраться до нас и сожрать! Все что им мешало — две несчастные прогнувшиеся створки. Я увидел, как в преграде образовался зазор, слишком узкий для человеческого тела, но вполне достаточный, чтобы просунуть конечность. Чья-то нетерпеливая рука уже пыталась нащупать лицо матерящегося Василия Ивановича.

— Малой, бл. ть!

Я вскочил на ноги, забыв про боль, про эллипсы и звездочки перед глазами. Подбежав к двери, схватился за чужую руку и попытался запихнуть ее обратно. Не тут-то было, конечность оказалась крайне подвижной, вертясь в разные стороны. Сначала я попытался поднять ее вверх, потом вниз, потом довернуть в бок. Что-то хрустнуло и сопротивление исчезло — оторванная конечность оказалась в моих руках. Чужие пальцы судорожно дернулись и застыли, так и не сумев схватить противника. Остатки крови густым сиропом сочились из места разлома.

— … не хотел, оно само получилось, — пробормотал я, шокированный случившимся. Выдал звуки, которые и на слова-то не были похожи, скорее на неразборчивый бред, понятный мне одному. Я еще раз посмотрел на скрюченный в предсмертной агонии пальцы, и перевел растерянный взгляд на уборщика.

— Малой! — Василий Иванович уже не рычал, он сипел от натуги. Словно очнувшись ото сна, я зашвырнул оторванную конечность в угол и поспешил на помощь. Всем весом приложился к двери, пытаясь сдержать рвущееся наружу нечто. Оно билось, оно стучало, оно скреблось и завывало, мечтая утолить то ли голод, то ли жажду ненависти.

«Мы их не удержим, мы не сможем. Нам конец, нам конец, нам конец», — кричал внутренний голос. И я готов был поддаться панике, если бы не Василий Иванович. Он продолжал сохранять хладнокровие, и даже подмигнул мне: «мол, держись боец, бывало и хуже».