На столь незамысловатый вопрос не нашелся, что ответить. Казалось бы, чего проще, рассказать про сорвавшиеся планы, но вместо этого начал блеять и мекать. Дюша понял меня правильно, поэтому предложил:
— Синица, а давай к нам. Мы на квартире отмечать будем. У Паштета родители на праздники укатили — хата свободная. Кристинка с подружками обещалась прийти, вроде с симпотными. Посидим, потрещим, коньячку с водочкой выпьем.
От одних только воспоминаний про коньяк к горлу подкатил тошнотворный ком.
— Придешь?
И я отказался… Дело вовсе не в выпивке — в конце концов бухать никто не заставлял, дело добровольное. Просто… просто отказался и все тут.
В итоге Новый год встретил в полном одиночестве, с полуторалитровой бутылкой Байкала и отключенным телефоном на столе. Обиженный и злой на весь мир, а больше всего на себя самого, за то что дошел до ситуации такой, когда ни друзей, ни подруг, одна лишь серая хмарь за окном. Хоть бы снег что ли выпал…
Три дня не выходил из квартиры. Три дня ел салат оливье, вареную картошку с курицей и жалел себя. Играл в приставку, обпиваясь газировкой до умопомрачения, а на четвертый день в дверь позвонили. Открывать не хотелось, но звонили столь долго и упорно, что пришлось отрывать сонное тело от дивана.
— Ты чего трубку не берешь? — на пороге стоял Дюша.
— Я это…
— Вот и видно, что это, — не став дослушивать, Соломатин переступил через порог, а следом за ним ввалился Паштет.
— Здаров, — улыбнулся он в неполные тридцать два зуба.
— Гуд морнинг, — приветствовал я Пашку на его любимом языке. Улыбка парня моментально испарилась.
— Никитос, какой морнинг, ты в окно смотрел? На дворе пятый час вечера, — Дюша подозрительно звякнул содержимым пакета. — Один?
Молча кивнул.
— Внутрь пропустишь, или так и будем на пороге стоять?
Я подвинулся, давая пацана возможность скинуть обувь и куртки. Пока относил пакеты на кухню, гости осваивались на новом месте. Пашка ушел мыть руки, а Дюша заглянул в гостиную.
— Да-а, весело у тебя тут, — донеслось из комнаты, — зажигаешь по полной программе. Ты бы хоть гирлянду к празднику повесил.
— До лампочки, — парировал я высказывание товарища. Открыл принесенные пакеты и убедился, что пацаны приготовились к пивной вечеринке: шесть литров светлого Жигулевского и многочисленная закуска. Не обошлось без сушеной рыбки и столь любимых Дюшей козюлек.
Стоило достать упаковку последних, как в ванной громко высморкались, а потом со вкусом отхаркнули.
— Паштет, надеюсь ты не заразный?
— Обижаешь, — довольный Пашка выбрался из ванны, — я еще перед Новым годом горло водочкой подлечил.
Вот ведь у человека железный желудок: я после попойки в баре на крепкие напитки смотреть не мог, а этому хоть бы хны. Судя по счастливой улыбке, Бурмистров пил четвертый день кряду и ни капельки об этом не жалел.
— Пашка, ты же спортсмен, — укорил я одноклассника.
— А что, спортсмены не люди? У меня восьмого числа первая тренировка, надо успеть оторваться.
У Бурмистрова были понятия об отдыхе, но не мне его упрекать, потому как сам только и делал, что спал, да в приставку резался.
Мы разложились на столе в гостиной и усевшись, кому где удобнее, принялись болтать о всяком разном. Хорошие посиделки вышли, душевные. Пацаны принялись рассказывать о том, как встретили Новый год. Пашка хвалился, как до последнего держал китайский фейерверк и даже показал ожог на ладони, а Дюша поделился неудачами на личном фронте. Кристинка оказалась девчонкой с характером, и все намеки восприняла с прохладцей. Шикарную грудь не показала, да и в целом дала понять, что рассчитывает на серьезные отношения, а все эти обжимания по углам не для нее. Мол, ты сначала поухаживай красиво: цветы подари, в приличный ресторан своди, и только тогда подумаю, подпускать тебя к телу или нет. Разумеется, Дюшу столь отдаленные перспективы не устраивали: ему хотелось здесь и сейчас. Да и обзаводится геморроем в виде постоянной подруги приятель не планировал.
— Еще бы девчонка нормальная была, — высказался он по данному поводу, — а то гонора на пятерых хватит.
— Мне тоже простые нравятся, — не удержался Пашка от комментариев. — Вона, как твоя рыжая была, без лишних заморочек. Ты Королькову поди месяцами не окучивал, сразу дала.
Дала… и как позже выяснилось, не мне одному. От одних только воспоминаний о бывшей внутри стало тошно. А еще более муторно было от того, что обсуждали Ольку в таком вот контексте. Ту самую Ольку, за которую еще летом готов был любому морду набить.
— Она не моя, — сухо выдавил я, а Дюша заехал Бурмистрову локтем в бок.
— А че сразу начинается? — не понял тот.
— Ты сначала свою бабу заведи, а потом обсуждай с пацанами.
— Так они же расстались давно.