Жар костей не ломит (СИ)

— Синица, не включай тупого. Все ты прекрасно понимаешь. Профессор никому не доверял, и поэтому хранил данные в собственном кабинете: в бумагах и на жестком диске ноутбука, лишенном выхода в сеть. Столько часов работы сгорело в одночасье, какая жалость.

Я открыл рот и тот же захлопнул, не в силах ничего произнести. Это что же получается, эксперимент закончен? Великое открытие погибло от рук сумасшедшей девчонки?

Кожаная перчатка коснулась моей щеки, и я вздрогнул от неожиданности.

— Посмотрите, кто расстроился, кто бровки нахмурил… Синица, какой же ты еще дурачок. Я тебе жизнь спасла.

— Ты убила профессора, единственного человека, способного сделать величайшее открытие века. Мы… мы могли бы.

— Мы? Ты сказал мы? — девушка засмеялась, искривив рот в уродливой улыбке. — Никаких «мы», Синицын. Для профессора существовало только «Я». Засиять в лучах собственной славы и не важно какой ценой — вот его мечта. Ради этого он готов был пойти на всё: закрывал здоровых людей в клинике, пичкал их лекарствами, засовывал в капсулы, превращая в безумцев.

— Не верю… Все что ты говоришь, бред.

— Тебе нужны доказательства, Синицын? Тогда открой глаза, посмотри внимательно.

— Куда?

— На меня! На меня смотри, Синицын! Что ты видишь?

— Спятившую девчонку.

В этот раз улыбка у Володиной вышла красивой. Может потому, что не было в ней ничего веселого.

— Я не безумная.

— Расскажи об этом парню, которому проткнула живот. В каком это случилось классе? В шестом?

— Значит раскопал …

— Зачем ты его ножом ударила?

— Это были ножницы, Синицын. Обыкновенные ножницы, которые стащила на перемене из стола учителя.

— Нож, ножницы — да какая хрен разница? Ты едва не убила пацана.

— Этот ублюдок доставал меня.

— А лучше аргумента придумать не смогла? Если бы я начал резать всех, кто достает.

— У тебя кишка тонка, Синицын.

После подобного заявления я не сразу нашелся, что ответить. Наверное, со стороны мы выглядели влюбленной парочкой: краснеющий парень и милая девушка в белой шапочке с помпончиками. Только краснел я отнюдь не от смущения. В крови кипел адреналиновый коктейль из злости и страха. Улыбающаяся напротив красавица щебетала не о пустяках, как было положено её сверстницам, а о решимости убивать. Имея за спиной как минимум один обгоревший труп.

— Скажи, а мать тебя тоже раздражала? Поэтому ты решила её сжечь вместе с домом?

— Блядь заслужила.

— Мариночка, у меня для тебя новость — ты больна. Не одному здоровому человеку не придёт в голову решать проблемы подобным образом.

Послышался веселый смех и крики — мимо пронеслась стая малышни, таща на санках разодетого карапуза. Тот все норовил завалиться на бок и, если бы не капюшон в цепких руках девчонки, бегущей попятам, непременно бы это сделал. Среагировав на шум, ледяная королева повернула голову. А ведь у них много общего: у той ведьмы из сна и Володиной из реальности. Угадывалась схожесть черт, разве что нос у последний ну уж слишком идеален: выпрямилась горбинка, исчезли широкие крылья. Она и до пластической операции была красавицей, а уж после…

— Что на счет твоего дружка, Синица?

— Какого дружка? — я настолько увлекся игрой «найди отличия», что не сразу уловил смысл вопроса.

— Уборщика… Он ведь тоже больной? Он тоже убивал.

— Тоже мне сравнила. Василий Иванович солдат.

— Ты хотел сказать, наёмник.

— Какая разница?

— Большая, Синица… Если тебя послушать, то убивать за деньги — это нормально, а убивать из необходимости сразу клиника.

— Красиво вывернулась, Мариночка, браво. А теперь скажи, зачем понадобилось поджигать родную мать? Какая в том была необходимость? Она заставляла рано возвращаться домой, мешала встречаться с парнями?

— Угадал, Синица, только с точностью наоборот. Я была трудным подростком — прицепом из прошлого, мешающим наслаждаться жизнью. Мамаша хотела блядовать, а я вечно крутилась под ногами, создавая проблемы — малолетка-преступница с расшатанной психикой. Именно поэтому она решила сплавить меня в психушку. Главное, побольше забашлять. Профессору ведь так были нужны деньги, а еще ему был нужен биологический материал, — девушка уставилась на меня. — Ну, чего ты молчишь, Синица? Скажи что-нибудь про великого ученого и про его грандиозное открытие. Хочешь узнать, как оно получилось? Пьяный профессор ошибся, выкрутив датчик напряжения на максимум. Мои мозги едва не поджарились от электромагнитного импульса, только кого это заботит? Илья Анатольевич плясал на радостях, когда удалось наладить контакт с сознанием уборщика. Он даже трахнул меня от переизбытка эмоций: в жопу, как и любил. А знаешь, почему именно в задницу? Потому что другая дырка ничего не чувствует — полная атрофия. Я веду себя как бревно в постели, а от анала дергаюсь. Только не от удовольствия, от боли. Профессору было плевать на крики, на кал, вытекающий вперемешку с кровью. Ему были нужны чужие эмоции, и он умел их получать в полной мере. Как тебе такое положение дел, Синицын? Достаточный повод, чтобы убить?

— Не понимаю… зачем ты все это терпела? Могла бы пожаловаться.