Жар костей не ломит (СИ)

— Кому? Маме, отправившей в психушку или папе, у которого новая семья и которому насрать?

— Но есть же социальные службы, есть форумы, есть сайты…

— Не смеши, Синицын. Слово сумасшедшей девчонки против слова маститого ученого с крышей из министерств и ведомств. Как ты думаешь, кому поверят? То-то же.

— Все равно не понимаю. Как ты оказалась здесь, в нашей школе?

— Мы заключили с профессором договор: я отдаю свое тело для опытов и утех, а взамен получаю вас.

— Нас?

— Весь ваш класс.

— Не понимаю.

— Синицын, не тупи — все элементарно. Министерство образования подкинуло профессору калым в виде разработки новой методики. Предоставило на выбор сотню школ по стране. Мне пришлось сильно постараться, чтобы убедить его выбрать нужную.

— Ради мести?

— А чем не основание?

— Ты подставляла свой зад, позволяя трахать и устраивать эксперименты ради мести? Из-за обид, нанесенных шесть лет назад глупыми подростками? Даже не тебе самой, а другой девчонке?

— Она была не просто другая. Ты это знаешь.

— Да, знаю! А еще я знаю, что она никогда бы не одобрила планов мести. Что ты хотела с нами сделать: вывезти на турбазу, закрыть в домике и поджечь?

От холодного взгляда Володиной стало нехорошо. Я вдруг понял, что все это время левая рука девушки находилась в кармане. Пришла попрощаться… Пресс напрягся, а кишки сжались в предчувствии неминуемого удара. Сейчас нож мелькнет в воздухе и острое лезвие вспорет живот. Или полоснет по горлу, чтобы наверняка. Но вместо этого я услышал:

— Прощай, Синицын.

— Подожди… Ты уходишь? А как же грандиозные планы мести?

— Все в прошлом.

— Но почему?

— Не почему, а когда, Синицын… Ты никогда не умел правильно формулировать вопросы. Все изменилось сегодняшней ночью.

— Не понимаю.

— А тебе и не нужно понимать.

Девушка сделала шажок вперед и вдруг прижалась ко мне всем телом. Я почувствовал аромат духов, ощутил теплое дыхание на коже. Мягкие губы коснулись щеки, осторожно поцеловали.

— Просили передать, — произнесла она, и развернувшись, зашагала в сторону такси.

Секунд пять я стоял, ошеломленный. А потом прокричал:

— Кто просил?! Где?!

Прозвучавшие вопросы так и остались без ответа. Моргнув на прощанье фарами, такси скрылось за поворотом.

Глава 18 — Василий Иванович

Валяясь на деревянном полу, я медленно приходил в себя. Отбитая скула горела огнем. Спасибо Доку, что ничего не сломал, хотя мог бы. Удар у него поставлен, что надо, как у профессионального боксера.

Да уж… спасибо.

Первым включился слух и тут же известил о присутствии постороннего. Доски пола жалобно поскрипывали под весом чужого тела: неизвестный ходил по комнате, шуршал бумагами, возился с оружием.

Потом заработало обоняние, и я почувствовал запах машинного масла вперемешку с сырой древесиной. А еще тяжелый металлический привкус во рту. Ну оно и не удивительно: Док хорошо приложился, как говориться, от души.

В самом конце активизировалось зрение. Я уже знал, кого увижу, когда открою глаза. То, как он «набивал» магазин: два щелчка — пауза, снова два щелчка. Своеобразный ритуал или медитация, помогающая привести мысли в порядок. Как он выдавал задумчивое «у-у-м», когда возился с документами или читал книгу.

Мы слишком много времени провели вместе. Одна большая семья, успевшая за долгие годы службы приесться до оскомины, до нервной чесотки. И сильно скучающая друг по другу, когда наконец удалось разойтись. Особенно не хватало тех, кого нет в живых.

Я никогда не рассказывал мужикам, что первые полгода на гражданке слышал Боцмана. Тихое бормотание на кухне, отдельные фразы, порою звучавшие столь отчетливо, что приходилось оглядываться через плечо. Это не были «глюки» в привычном понимании слова, скорее слуховая привычка. Я даже специальную книгу прочел по данному поводу, когда думал, что схожу с ума. Оказывается фонемы — вполне распространённое явление в обыденной жизни. К примеру, взять поезд Москва-Владивосток, когда шесть дней добираешься до побережья Тихого океана, а потом сутки в ушах слушаешь ритмичный перестук «ту-дум… ту-дум». Всего лишь шесть дней… Мы с Боцманом одну лямку десять лет тянули.

— Чай будешь? — голос командира прозвучал буднично, как миллионы раз до этого. Словно лежим вповалку в палатке, а за брезентом холодная африканская ночь. Док всегда вставал раньше остальных: проверял патрули и заваривал первую порцию чая или если повезет — кофе. Крайне дефицитный продукт в суровых полевых условиях.

— Чего молчишь, Василий? Что смотришь на меня, как Ленин на буржуазию.

— Прикажешь в десна целовать?

Слова давались с превеликим трудом. Челюсть болела, а само тело лежало в неудобной позе, уткнувшись мордой в деревянный настил.

— Приказать? — бывший командир невесело ухмыльнулся. — Я не могу ничего приказывать, Василий. Ты теперь сам по себе… Так как на счет чайку?

— Горячий?

— Кипяток.

— Тогда в жопу себе засунь, вместе с кружкой.