Жар костей не ломит (СИ)

Не пришлась ко двору и Агнешка Ковальски, которая не смотря на польское имя и фамилию, была мордвинкой. По крайней мере она так считала и сильно обижалась, когда пытались утверждать обратное, а то и вовсе начинала ругаться на непонятном языке. Например, Пашку с Сашкой называла «паппапотиця», а Алле угрожала «пасксемс», за то что та без спроса взяла салфетки.

Длинноногая Ковальски все детство проторчала с мальчишками. Играла не в куколки в песочнице, а на равных резалась в футбик или в хоккей, из-за чего по характеру выросла пацанкой: бойкой и неугомонной. Могла и в глаз засветить, ежели чего… Жила с приемными родителями и не сказать, чтобы богато — вечно экономила на завтраках. Может поэтому и не пришлась ко двору Сабурова-младшего.

Зато пришлась ко двору красотка Аллочка, папа которой входил в совет директоров одной небольшой, но весьма успешной IT-компании. И Ритка Зарубина, вечно крышуемая мамой-завучем. И Митька Спиридонов, у которого родной дядя — заместитель советника губернского министра по какому-то там вопросу.

Наш класс трудно было назвать дружным, но мы худо-бедно умудрялись ладить и сосуществовать на протяжении одиннадцати лет, пока на году двенадцатом не появился один столичный хрен. Провел разграничительную черту, четко обозначив отщепенцев, которым не место среди людей уважаемых и достойных. И начался в классе разлад, и пошли шатания.

Раньше любые школьные мероприятия отмечали вместе: устраивали классные дискотеки, выезды на природу. Бывало, что дни рождения праздновали одной компанией, а теперь…

Сабуров решил закатить вечеринку в загородном доме отца — громко и с размахом. Обещался кальян с бильярдом, катание на квадриках, и открытый бассейн с сауной. Хотелось ли поучаствовать ребятам в намечающемся мероприятии — конечно. Вот только позвали далеко не всех.

Вчера Кузька жаловался на несправедливость, а сегодня подошла Агнешка, и заявила, что это самое настоящее свинство: громко обсуждать вечеринку, на которую не пригласили половину класса.

— Может ты в него плюнешь? — с надеждой в голосе поинтересовалась она. Получив отрицательный ответ, выругалась на непонятном языке. Да так, что стоявшая рядом Тоня-тихоня покраснела. Неужели тоже мордвинка?

Класс трещал по швам, расползаясь гнилой тканью на отдельные лоскутки. Все делились, все разбивались на группы, а я старательно избегал намечающегося противостояния, выбрав позицию стороннего наблюдателя. Ровно до третьей перемены мне это удавалось, а потом подошла её Светлость. Так за глаза называли новенькую — Маринку Володину, девушку с внешностью пластиковой куклы и фигурой модели. Был король, должна быть и королева.

Она появилась в тот момент, когда я, забравшись с ногами на широкий подоконник, зубрил очередной параграф по географии. Специально сбежал на перемене из класса, подальше от грозового фронта, нависшего над двенадцатым «В». До рези в глазах вчитывался в плывущие абзацы учебника:

«В середине двадцать первого века мировое хозяйство вступило в качественно новый…

— Привет.

Подняв голову, созерцаю лучезарную улыбку новенькое. Столько тепла было в ее глазах, столько дружелюбия в голосе, что трудно не ответить взаимностью.

— Привет.

— Чем занимаешься?

— В футбол играю, — для наглядности демонстрирую учебник географии.

Тонкие брови девушки поползли вверх. А чему удивляться: каков вопрос, таков и ответ.

— Смешно, — наконец признает она.

— Не очень.

— Синицын, ты знаешь, что с тобой трудно общаться?

— Так в чем проблемы, не общайся.

Перевел взгляд на страницы и начал усиленно вникать:

«В середине двадцать первого века мировое хозяйство вступило в качественно новый этап развития. Оно характеризуется изменением географической структуры в сторону увеличения доли азиатских государств, деградацией экономического взаимодействия между странами и уменьшением роли…»

— Мы можем поговорить серьезно, без этой твоей клоунады.

А она настырная.

— Хорошо, — откладываю учебник в сторону и подбираю руками подбородок, — я вас внимательно слушаю.

Красивые глаза, подведенные тонкой черной линией, внимательно изучают меня. Лицо абсолютно мертвое, как у пластиковой куклы в витрине магазина, и только двигающиеся зрачки не дают забыть, что передо мною живой человек, а не бездушная игрушка.

— Синицын, я не понимаю, чем заслужила негатив в свой адрес?

Не понимает она, дурочку включила. Заявилась в мой класс на пару с Сабуровым, посеяла смуту в рядах, и теперь невинно хлопает глазками. Разумеется, объяснять это я не стал, лишь повторив заезженной пластинкой:

— Слушаю.

— Я сяду?