Жар под золой

«Господи, — подумал я, глядя на удивленные лица не верящих своим глазам прохожих, — что мы делаем? Это же безумие».

Мы ехали с запрещенными флагами через невыносимо душный город, ехали в его оживленный центр, к дому доктора Вурма.

Мы всецело положились на Баушульте, старый друг которого работал в полицайпрезидиуме, а потому обещал нам свою поддержку и беспрепятственный проезд.

Этот выезд с флагами придумал я, но вот поймут ли его как надо? Примет нас публика всерьез или сочтет безумными? Я был убежден, что поездка через весь город с такими запрещенными знаменами произведет на публику большее впечатление, чем исполненные самых добрых намерений, самого благородного негодования газетные статьи. Я встал на колени, чтобы мне лучше было видеть и сподручнее наблюдать.

Начался центр с оживленным движением.

Франк ехал так медленно, что при желании нас могла перегнать любая машина, но за нами образовался целый хвост. Если же какая-нибудь машина и догоняла нас, то все равно она некоторое время ехала рядом с нами, с той же скоростью. Шофер и его спутник, не веря своим глазам, глядели на наш выезд, некоторые стучали себя пальцем по лбу. Пешеходы останавливались и глазели на нас, дети и подростки сопровождали нас на велосипедах и мопедах.

Открывались окна, ошеломленные люди перевешивались через подоконники, а некоторые пешеходы, завидев нас, просто застывали посреди улицы.

Когда мы въехали на Гамбургерштрассе и Франк притормозил у светофора, со стороны Кайзербруннен донеслись вопли: «Хайль! Хайль!»

Старик на тротуаре погрозил нам кулаком и крикнул:

— Гангстеры!

Какая-то женщина спросила:

— Вы из какого ферейна? У вас листовки есть?..

Чем ближе мы подъезжали к центру, тем больше угроз раздавалось со стороны пешеходов.

Подростки на велосипедах и мопедах образовали вокруг нашей машины своего рода эскорт, они даже заняли трамвайные пути; из окон трамваев выглядывали удивленные и растерянные пассажиры, они толкали друг друга и указывали на нас.

Баушульте стоял, выпрямясь во весь рост, и держался за древко, а пастор сидел, прислонясь к ящикам, словно все происходящее не имело к нему никакого отношения.

Возле церкви святого Рейнольда перед нами возник первый полицейский на мотоцикле; он что-то сказал в свой приемопередатчик, сбросил скорость, поравнялся с Франком, что-то крикнул ему через опущенное стекло, после чего снова занял место перед нами.

Напротив церкви, у светофора, на мостовую с улюлюканьем хлынула молодежь, преградив нам путь; ребята взялись за руки и перекрыли живой цепью проезжую часть. Когда полицейский велел им освободить дорогу, они начали кричать:

— Нацисты, вон отсюда, вон из нашего города! Полиция берет под защиту нацистов! Полиция бьет социалистов!

Внезапно на тяжелых мотоциклах подъехали пятеро полицейских. Они в два счета разогнали молодых людей. Цепь распалась. Некоторые из них хотели было взобраться на нашу машину, но не смогли: мотоциклисты выстроились перед нами клином, и до Линденманштрассе Франк имел свободный проезд.

У себя за спиной я слышал возмущенные крики молодых людей:

— Полиция берет под защиту нацистов! Полиция бьет социалистов!

Слышать эти крики мне было очень больно.

«Хоть бы доехать поскорей, — с тоской думал я. — Так, должно быть, в старые времена чувствовали себя люди, которых прогоняли сквозь строй». Мне было от души жаль тех возмущенных людей, которые глядели нам вслед, словно не верили своим глазам.

Наконец, мы въехали на улицу Нейер Грабен и остановились перед домом доктора Вурма.

Я был в ужасе, но старался ничем не выдать своего состояния.

Перед домом доктора Вурма уже стояли три полицейские машины, большинство окон в соседних домах было распахнуто, так как полицейские, давно уже поджидавшие нас, разожгли любопытство жителей.

Когда люди увидели флаги на нашем грузовике, когда полицейские попрыгали со своих машин и окружили нас, некоторые зааплодировали и закричали «браво».

У них были все основания думать, что полиция специально нас поджидала, чтобы взять под стражу.

Баушульте первым спрыгнул с грузовика и у дверей вурмовского дома поздоровался с немолодым человеком в штатском. Этот человек ростом на две головы выше Баушульте, очевидно, и был его приятель из полицайпрезидиума. Он сказал нам:

— Вы приехали на час позже.

— Но все-таки приехали... У церкви святого Райнольда обстановка создалась крайне напряженная...

Двое полицейских вывели из дома доктора Вурма.

Я с облегчением привалился к плечу Франка.

— Вот видишь, на Баушульте всегда можно положиться... Но проделывать эту операцию еще раз мне бы не хотелось... Еще раз — ни за что, жутковато было. — Я обернулся и поглядел на Бюлера и на пастора.

— Ну, вылезай, старый греховодник, все уже позади! — крикнул я.

Мы с Франком подошли к машине. Я заглянул в кузов. Пастор держал правую руку Бюлера.

— Старик умер, — сказал он.

* * *

Какие чувства испытывают люди, которые знают, что роют могилу для самих себя и через несколько минут должны в нее лечь? Случалось ли им об этом разговаривать?

У них для этого не было времени.