Жар-птица. Свирель славянина

Вечно они запоздалые,

Возле Пути, но не в нем

Звеэды дорогою Млечною

Быстро бегут и бегут,

В новую жизнь, бесконечную,

Эти же вечно все тут,

Светятся Сестры-Красавицы,

Да, но на месте одном,

В собственной сети Лукавицы,

Возле Пути, но не в нем.

НЕЖНЫЕ ЗОРИ

Близ потока могучею звезд,

Разметавшихся в Небе как мост,

Что до Вечности тянется в Море,

Возле млечных сияний пути,

Где приходится мертвым идти,

Светят звездочки — Девичьи Зори.

Эти звездочки светят для глаз

Не минуту, не год, и не час,

Нет, все время, покуда есть очи.

И не млечный, не белый в них свет,

И не мертвым дорога он, нет,

Хоть и мертвому путь с ним короче.

Изумрудным и алым огнем,

Голубым и опаловым сном,

В Мире — мир, эти звездочки в Море.

И они никуда не ведут,

Но, коль нежен ты, вот, они тут,

Эти вольные Девичьи Зори.

ЧЕТЫРЕ ИСТОЧНИКА

В неком крае, блестками богатом,

Протекает шесть и шесть ключей,

Млеком, медом, серебром, и златом,

В вечном свете огненных лучей.

Белый, желтый, и блестяще-белый,

Ярко-желтый, рдяные ключи,

В этом крае ландыш онемелый

Пьет, не прячась, жаркие лучи.

В этом крае, блестками богатом,

Лютик влажный светит целый год,

Сонмы лилий дышат ароматом,

Пышным сном подсолнечник цветет.

Целый день поют и вьются пчелы,

Ночью светят стаи лебедей.

В этот праздник, светлый и веселый,

Входит тот, кто любит свет лучей.

РЕШЕНИЕ МЕСЯЦЕВ Славянская сказка

Мать была. Двух дочерей имела,

И одна из них была родная,

А другая падчерица. Горе —

Пред любимой — нелюбимой быть.

Имя первой — гордое, Надмена,

А второй — смиренное, Маруша.

Но Маруша все ж была красивей,

Хоть Надмена и родная дочь.

Целый день работала Маруша,

За коровой приглядеть ей надо,

Комнаты прибрать под звуки брани,

Шить на всех, варить, и прясть, и ткать.

Целый день работала Маруша,

А Надмена только наряжалась,

А Надмена только издевалась

Над Марушей: Ну-ка, ну еще.

Мачеха Марушу поносила:

Чем она красивей становилась,

Тем Надмена все была дурнее,

И решили две Марушу сжить.

Сжить ее, чтоб красоты не видеть,

Так решили эти два урода,

Мучили ее — она терпела,

Били — все красивее она.

Раз, средь зимы, Надмене наглой,

Пожелалось вдруг иметь фиалок.

Говорит она: «Ступай, Марушка,

Принеси пучок фиалок мне.

Я хочу заткнуть цветы за пояс,

Обонять хочу цветочный запах»

«Милая сестрица»,— та сказала,

«Разве есть фиалки средь снегов!»

«Тварь! Тебе приказано! Еще ли

Смеешь ты со мною спорить, жаба?

В лес иди. Не принесешь фиалок,—

Я тебя убью тогда Ступай!»

Вытолкала мачеха Марушу,

Крепко заперла за нею двери.

Горько плача, в лес пошла Маруша,

Снег лежал, следов не оставлял.

Долю по сугробам, в лютой стуже,

Девушка ходила, цепенея,

Плакала, и слезы замерзали,

Ветер словно гнал ее вперед.

Вдруг вдали Огонь ей показался,

Свет его ей зовом был желанным,

На гору взошла она, к вершине,

На горе пылал большой костер.

Камни вкруг Огня, числом двенадцать,

На камнях двенадцаць светлоликих,

Трое — старых, трое — помоложе,

Трое — зрелых, трое —молодых.

Все они вокруг Огня молчали,

Тихо на Огонь они смотрели,

То двенадцать Месяцев сидели,

А Огонь им разно колдовал.

Выше всех, на самом первом месте

Был Ледснь, с седою бородою,

Волосы — как снег под светом лунным,

А в руках изогнутый был жезл.

Подивилась, собралася с духом,

Подошла и молвила Маруша:

«Дайте, люди добры, обогреться,

Можно ль сесть к Огню? Я вся дрожу».

Головой серебряно-седою

Ей кивнул Ледснь «Садись, девица

Как сюда зашла? Чего ты ищешь?»

«Я ищу фиалок»,— был ответ.

Ей сказал Ледень: «Теперь не время.

Свет везде лежит».—«Сама я знаю.

Мачеха послала и Надмена.

Дай фиалок им, а то убьют».

Встал Ледень и отдал жезл другому,

Между всеми был он самый юный

«Братец Март, садись на это место».

Март взмахнул жезлом поверх Огня.

В тот же миг Огонь блеснул сильнее,

Начал таять снег кругом глубокий,

Вдоль по веткам почки показались,

Изумруды трав, цветы, весна.

Меж кустами зацвели фиалки,

Было их кругом так много, мною,

Словно голубой ковер постлали.

«Рви скорее!»— молвил Месяц Март

И Маруша нарвала фиалок,

Поклонилась кругу Светлоликих,

И пришла домой, ей дверь открыли,

Запах нежный всюду разлился.

Но Надмена, взяв цветы, ругнулась,

Матери понюхать протянула,

Не сказав сестре «И ты понюхай».

Ткнула их за пояс, и опять.

«В лес теперь иди за земляникой!»

Тот же путь, и Месяцы все те же,

Благосклонен был Ледень к Маруше,

Сел на первом месте брат Июнь.

Выше всех Июнь, красавец юный,

Сел, поверх Огня жезлом повеял,

Тотчас пламя поднялось высоко,

Стаял снег, оделось все листвой

По верхам деревья зашептали,

Лес от пенья птиц стал голосистым,

Запестрели цветики-цветочки,

Наступило лето,— и в траве

Беленькие звездочки мелькнули,

Точно кто нарочно их насеял,

Быстро переходят в землянику,

Созревают, много, много их

Не успела даже оглянуться,

Как Маруша видит гроздья ягод,

Всюду словно брызги красной крови,

Земляника всюду на лугу.

Набрала Маруша земляники,

Услаждались ею две лентяйки.

«Ешь и ты», Надмена не сказала,

Яблок захотела, в третий раз.

Тот же путь, и Месяцы все те же,

Брат Сентябрь воссел на первом месте,

Он слегка жезлом костра коснулся,

Ярче запылал он, снег пропал.

Вся Природа грустно посмотрела,

Листья стали падать от деревьев,