Жар сумрачной стали. Злобные чугунные небеса

Молодые или старые, богатые или бедные, грешники или святые – у всех у нас, танферских мужчин, есть нечто общее. А именно – все мы ветераны. Связанные одной цепью. И когда мы об этом вспоминаем, то помогаем друг другу – как ветеран ветерану.

Старикашка по имени Райт Сеттлинг, бывший морской пехотинец, донимавший всех историями о своих подвигах, постучал по пустому бочонку и раздраженно заворчал. Неймется ему!

– Слушай, – сказал я, – мне непременно надо…

– Слыхал, слыхал. Эх вы, молодежь, все торопитесь. Уж минутку-то можешь и погодить.

– Зачем?

– А затем, что Трейл со Стори подгребут, они тебе и выложат правду-матку.

Судя по его гримасе, неведомые Трейл и Стори выкладывали правду-матку каждому, кто оказывался в пределах слышимости, и по двадцать раз на дню.

Сеттлинг поглядел на мисс Трим и неожиданно хмыкнул:

– Берегись, сынок. Как бы не задохнуться под таким-то весом.

Старики частенько становятся отъявленными циниками, не замечали? Но по мне, уж лучше циник, чем Медфорд Шейл с его беспрерывным брюзжанием.

– Речь о жизнях многих людей. От меня зависит… – Я задумался.

А что, собственно, от меня зависит? Пока непонятно, но что-то зависит наверняка.

– Вон Стори. Ты мне пиво, я тебе Стори, идет?

Я надул Сеттлинга – грубо нарушил условия договора. И Квипо сердце разбил, заявил, что мне пора уходить. А сам, вдвоем с попугаем, направился к Стори.

– Мистер Стори? Мистер Сеттлинг уверяет, что только вы можете меня выручить.

Лесть еще никогда и никому не мешала.

– Да ну? В чем этот старый козел меня обвиняет? И вообще, ты кто такой, парень?

– Внучатый племянник мистера Шейла.

– Мои соболезнования.

– Между прочим, вы все пьете пиво, купленное на мои деньги. И пожалуй, новый бочонок я открывать не буду. Чего зря время тратить и деньги просаживать? – Я отвернулся.

– Мы с Трейлом служили вместе, – сказал Стори мне в спину.

Похоже, сейчас я услышу одну из историй о крепкой воинской дружбе.

– …В мизходскую кампанию оборотней нам попадалось столько, сколько ты в жизни не видывал.

Мизходская кампания? Впервые о такой слышу. Где этот Мизход? Разве мы там воевали?

– А если чуть пораньше начать, мистер Стори?

– Я и не ждал, что ты вспомнишь. – Он печально улыбнулся. Все мы рано или поздно осваиваем такую улыбку. – Славных кампаний не счесть, но кто о них помнит, кроме тех, кто их прошел и остался в живых?

Мне ли не знать? В разговорах я нередко вспоминаю острова, и ребята, которые на них не были, принимаются зевать или перебивают, чтоб поведать о своем: это все ерунда, а вот они точно сидели по горло в дерьме…

– Значит, вы сталкивались с оборотнями? Они воевали за венагетов?

– Да нет, за нас. Сперва они воевали за нас, но так, что про них забывать стали.

– Спецподразделения?

– А ты что, в пехтуру бы их спровадил?

– Я – нет. Но штабные крысы столько дров наломали…

– Твоя правда, сынок. – Стори хихикнул. – Помню, был случай…

– Оборотни, говорите? И что?

– Они в наступлении участвовали. – Старик нарочито закашлялся.

Я плеснул ему свежего пива. Он пригубил, отсалютовал мне кружкой и продолжил:

– Мизход, чтоб ты знал, – речка пересохшая. Венагеты понастроили на южном берегу своих укреплений и оттуда на нас нападали. Укрепления были что надо, ни в лоб не взять, ни обойти. Генералы наши на ушах стояли, требовали костьми лечь, но захватить южный берег. И в штабе план родили: оборотни пробираются в укрепление и открывают ворота коммандос. Мы делаем свое дело, а за нами уже регулярные приходят. В первую ночь мы оттаскивали в тыл тела тех, кого оборотни подменили. На вторую ночь, когда они забрались глубже, в самое логово, мы должны были атаковать по сигналу. Командир нам сказал, что мы перережем венагетов раньше, чем из них кто-нибудь «Мама!» крикнуть успеет.

Стори умолк и сделал большой глоток. По его щеке скатилась слеза.

К нам присоединился еще один старик.

– О Мизходе толкуешь, Уилл?

– Ага. Гаррет, это Трейл.

– Рад познакомиться, Трейл.

– Мы с Уиллом почитай что одни выжили, – заговорил Трейл. – Подвезло нам, чего уж там. Мы, значит, в венагетскую форму переоделись, ну и побежали со всеми заодно, а они как драпали, токмо пятки сверкали. Бежали мы, бежали, а потом потихоньку в сторонку свернули…

– Ловушка это была, – перебил Стори. – Западня, понял? Драпали они, потому как их не предупредили загодя, а так… Продали нас эти паскудные оборотни! Заманили в мышеловку, всех наших и положили. Когда б не они, война бы лет на сорок раньше кончилась.

Вот как?.. Неудивительно, что наши власти до сих пор помалкивают о таком позоре.

Что ж, я узнал нечто любопытное, но какое это имеет отношение к делу, которое я расследую? Пока не знаю.

Выходит, оборотни сражались за Каренту? Тогда понятно, откуда у них татуировки с карентийским крестом.

– Когда это было, Стори?

– В сорок первом или сорок втором.

– В сорок втором, – твердо сказал Трейл. – В том году моя мать умерла и брата убили. Точно в сорок втором. Было-то как? Добрались мы, значит, до своих, обрадовались, что живые, а нам и говорят…

– В дезертирстве нас обвинили, парень! – снова перебил Стори. – Это мы-то дезертиры?!