Жара в Архангельске-1

— Как изменить? — презрительно бросил Ккенг, — Как можно изменить эту тупую неудачницу, которая лезет, куда её не просят и спорит об астрономии, в то время как нихрена в этом не понимает, и даже пульсара от чёрной дыры не отличит…

— Опять ты со своими чёрными дырами! — воскликнула Ириска, но тут же поправилась: — Серёжа, я полностью солидарна с тобой, она у меня у самой давно в печёнках сидит! Пора поставить на место эту пришлую дрянь!

— Я тоже думаю, что давно пора, — согласился Ккенг, — Она меня просто бесит!

— На нашем форуме ей не место! — вдохновилась Ириска, — Но ничего, я буду не я, если в неделю не вышибу её с форума ссаной метлой! И ты, Серёжа, мне в этом поможешь, — безапелляционно заключила она.

— Я сам заинтересован в этом не меньше, чем ты, — сказал Ккенг.

— Андрей, а ты чего молчишь? — напустилась Ириска на Салтыкова, — Ты же главный на Агтустуде — неужели ты и дальше будешь допускать, чтобы какая-то там московская лахудра окончательно захватила наш форум? Ясно же сказано, что форум только для студентов АГТУ — она не студентка АГТУ, и ей там не место. Так что выбирай: или я, или она!

Салтыков вымученно улыбнулся. Несмотря ни на что, ему жаль было эту несчастную Оливу — но и противостоять Ириске, особенно теперь, когда он ничего не желал так сильно, как её, он не мог.

— Конечно, ты, — пробормотал он, целуя её.

— Так решено, — заявила Ириска, — А в доказательство того, что я — первая леди на Агтустуде, сотри сейчас же её номер из записной книжки.

Салтыков вздохнул, но не посмел ослушаться своей пассии, и тотчас же удалил из своего телефона номер Оливы.

Гл. 6. Хали-гали Кришна

Паззл из двух тысяч деталей с огромным замком на картине, собирался медленно и трудно. Олива собирала его две недели — как раз в течение всех зимних каникул после сессии. Сессию она закрыла, только особой радости от этого не испытала, ибо душу её терзали переживания, стараясь заглушить которые хоть отчасти, она и собирала целыми днями этот огромный паззл.

Олива собирала эту огромную картину, сидя с ногами на разобранном столе, который занимал полкомнаты; в магнитофоне, что стоял там же, целый день звучало радио. Олива любила радио из-за того, что там было много хорошей музыки, но не любила его из-за рекламы и болтовни ди-джеев, поэтому всякий раз, когда песня на одном радио прерывалась рекламой или этой дурацкой болтовнёй, она тотчас же принималась искать музыку на другом радио.

— …Люди бесятся с водки, люди бесятся с жиру, люди думают вечно одно,
Люди тычут в спину, их пальцы горят, а в ботинки стекает дерьмо…

«Да только мне плевать, ведь это их дерьмо,
Это их проблемы, а мне всё равно, —

подпевала Олива в такт песне, — Действительно, это их дерьмо, а мне всё равно… И мне должно быть всё равно: что у меня может быть общего с этими людьми? Ничего, решительно, — внушала она себе, — Да, я ошиблась в них, горько ошиблась. Я рано обрадовалась, думая, что нашла друзей, которых я полюбила всей душой, а они оказались волчьей стаей…»

Небо уже было почти собрано, только непонятно было, откуда взялась эта деталь, которая никуда не подходила. Олива вертела её так и эдак, прилаживала её и туда, и сюда — деталь не подходила, хоть и была такого же цвета, как небо.

— …Но я смогу найти то, что смог потерять,
Мне не нужно крыльев, чтобы летать…

«Так и я, наверное, как эта неприкаянная деталь, ищу своё место в жизни и не нахожу… — думала Олива, — Я думала, что моё место в геологоразведочном университете, куда я перевелась из педагогического — ошиблась; думала, что моё место рядом с Вовкой — тоже ошиблась. Открыла для себя, наконец, этот город Архангельск, полюбила его, полюбила и этих ребят на форуме — и что же? И там я оказалась не ко двору, что они взяли и просто вышвырнули меня оттуда…»

И Олива с болью в десятый раз прокрутила в своей голове, как это было.