— Ну и не общайся, — сказала Олива, — Никто тебя не заставляет. Я всё прекрасно понимаю! Думаешь, я не заметила, что ты меня уже давно избегать начала?
— Извини. Просто ты в последнее время как вампир, — призналась Настя, — Ты сама вымазалась в дерьме по уши, опустилась так, что ниже уже некуда, и всех кто с тобой общается, тянешь вниз, куда я лично идти не хочу.
— Ну как знаешь, — устало обрубила Олива, — В таком случае, нам не о чем с тобой больше говорить. Дверь налево, — указала она, — Сумку не забудь.
Закрылась дверь за Настей, на этот раз навсегда. Но Олива не испытала ни горечи, ни сожаления, ибо она больше не признавала никаких привязанностей — ни дружеских, ни даже родственных, она спокойно отнеслась даже к тому, что её разведённая мать ушла жить к мужчине. Олива больше не жалела ни о ком, и никого не любила, и себя не любила. Вся её жизнь была уже не подвластна ей — она была целиком и полностью в руках Салтыкова. Только он владел теперь всеми её мыслями, всей её душой и телом. Только о нём она думала беспрестанно и только его боялась потерять.
Олива вышла в аську — Салтыков был онлайн. Правда, в статусе «отошёл», но у него всегда был такой статус. Она подождала минут двадцать — он не написал. Обычно Олива старалась никогда не писать ему первой, чтобы не выглядеть навязчивой, но тут всё ж таки решилась.
— Нам надо поговорить, — написала она ему в аську.
— Мелкий, давай потом. Я занят, — ответил Салтыков.
У Оливы на глаза навернулись слёзы. Вот опять он не желает с ней даже разговаривать, всё занят, занят… Ей хотелось сказать ему что-нибудь едкое, но она не посмела. Олива прекрасно понимала, что он охладел к ней, к тому же Аня уже предупреждала её, что ещё одна истерика — и он пошлёт её нахер. Олива смертельно боялась, что он теперь может бросить её в любой момент, поэтому подавила поднимающуюся к горлу истерику и покорно ответила:
— Хорошо…
Через двадцать минут Салтыков вышел из сети. Олива легла спать, но слёзы душили её. Чтобы хоть как-нибудь отвлечься, она снова вышла в аську и написала Гладиатору.
— Салтыков даже разговаривать со мной не хочет, — сказала она ему.
— Да… — озадаченно произнёс Гладиатор, — Чёт у вас с ним жизнь ваще невесёлая…
— Вот как ты думаешь, к чему всё это приведёт? Я просто уже теряюсь. Не знаю, что делать дальше…
— Не знаю, к чему приведёт, — отвечал Гладиатор, — Но сейчас у вас всё с Салтыковым очень и очень хреново однозначно.
— Вот я о чём и говорю…
— А ещё мне не понравилось, как он свое мнение меняет — то расставаться, а то вдруг переезжай, — сказал Глад, — Я б за такие игры на твоём месте сковородкой бы ему пару раз прописал.
— Вот ты как думаешь, с чего бы это он так?
— Мне кажется, что ты как-то слишком сильно от него зависишь, и он тобой манипулирует как хочет — нет паритета, — пояснил Гладиатор, — Он щас мечется туда-сюда между тобой и карьерой своей и не знает, что и выбрать.
— А мне его метания как нож острый, — чуть не плача, отвечала Олива, — Вот я и думаю, а не разлюбил ли он меня, раз уже в таком направлении думать начал…
— Короче как-то хреново всё, слишком часто вы ссоритесь и не понимаете друг друга, и слишком много проблем себе создаёте из-за ваших отношений, и чаще всего не по твоей инициативе, — сказал он, — Потому что у тебя как-то инициатива вообще отсутствует по жизни. Тебе сильнее нужно быть и более независимой.
— Как?
— Ну как… бери ситуацию в свои руки — решения принимай. А то реально не ощущаешь ли ты себя объектом для манипуляций?
— Ощущаю, в том-то и дело, — вздохнула Олива.
— Такая щепка, которая плывёт туда, куда течение реки её несёт, — продолжал Гладиатор, — Нужно плыть самой, а то течение принесёт тебя к какому-нибудь водопаду — и кирдык.
«Да, прав Гладиатор, — думала Олива, уже лёжа в своей постели, — Я щепка, плывущая по течению. Я безвольна, безынициативна. У меня у самой ощущение, что мне сломали волю, подрезали крылья. Была раньше лебедем, в небе летала. Салтыков подрезал мне крылья, и теперь я стала просто безвольной курицей…»
«Он меня больше не любит, это ясно как белый день, — продолжала она думать, — Не исключено, что он нашёл там себе другую. Какое же решение я тогда могу принять? В данной ситуации только одно — послать его куда подальше. Тем самым я может быть ещё и спасу своё достоинство… Но я не могу этого сделать, потому что я слишком сильно люблю его и не могу жить без него…»
«Но как же тогда? Ведь была же у меня подобная ситуация в прошлом году, и я нашла в себе силы разорвать отношения с Даниилом… Но тут всё иначе — я отдала Салтыкову свою девственность, я отдала ему всю себя — и тело, и душу свою я отдала ему… Теперь уже поздно думать о себе…»
Олива не могла уснуть. Всю ночь она лежала в постели, не смыкая глаз, и думала, думала, думала…
«Единственный выход — ехать к нему в Архангельск, ехать, невзирая ни на что… Завтра же куплю билет и поеду. Он не сможет прогнать меня… Вся беда в этом грёбанном расстоянии — а если я буду рядом с ним, то, может быть, ещё смогу спасти нашу любовь…»