— Не бойся меня, расслабься… Я не сделаю тебе ничего плохого…
— Нет, нет!!! — Олива вырвалась из его объятий и, спрыгнув с кровати, как была в одной пижаме, побежала к двери. Салтыков как тигр перепрыгнул через всю комнату и встал в дверях, не выпуская свою жертву. Он подбирался к ней как хищник на мягких лапах, осторожно, стараясь не спугнуть. Олива же растерянно стояла, распахнув от ужаса глаза, словно пойманный зайчик, и не знала что делать. Она была потрясена.
— Олива, я… я ждал тебя… я не могу больше, Олива! Ты сводишь меня с ума…
— Перестань, а то я уйду! — жёстко сказала она, — Ты за этим меня в Питер позвал? Да?
— Олива! Поверь мне…
— Остынь, — Олива изо всех сил старалась быть спокойною, — Ляг на место и успокойся.
— Не могу… Ты возбудила меня.
— Нет, ты ложись, ложись, — терпеливо, но твёрдо уговаривала она.
Он покорно лёг. Она устало опустилась на кровать.
— Андрей, ты должен выслушать меня, — сказала Олива и осеклась — никогда ещё ей не приходилось называть Салтыкова по имени, и это невольно резануло ей уши, — Я всегда считала тебя своим лучшим другом, и любила тебя как брата, но теперь… я, честно говоря, просто в шоке… от такого твоего… порыва…
— Но я не могу относиться к тебе как к другу! Ты с ума меня свела…
— Я прошу тебя, — сухо перебила его Олива, — Во имя нашей дружбы отставить эти разговоры. Иначе наша сегодняшняя встреча окажется для нас с тобой последней.
— Нет, нет, только не это!!! — с отчаяньем в голосе взмолился Салтыков, — Я не вынесу, я не вынесу этого! Я камнем брошусь вниз на мостовую!!! Олива! Я весь в твоей власти, я сошёл с ума, я ничего не соображаю… Олива! Не будь такой жестокой ко мне! Позволь мне хотя бы раз прикоснуться к твоей волшебной груди…
— Нет! Ты с ума сошёл?! Оставь меня, ос…
Слабые её попытки вырваться успехом не увенчались. Салтыков навалился сверху, зажал ей рот страстным поцелуем. Олива больше не сопротивлялась — Салтыков ведь по сути не был ей противен, он нравился ей. От него приятно и возбуждающе пахло чуть-чуть мужским дезодорантом, чуть-чуть одеколоном «Хуго Босс» и чуть-чуть сигаретами «Винстон», образуя в своей смеси такой приятный и желанный для каждой женщины запах мужчины. В сумерках питерской ночи он казался ей не просто обаятельным, а красивым, почти совершенным. Олива обхватила руками его крепкий торс, движением головы откинула со лба волосы и как-то сразу обмякла в его руках.
…Они лежали под одним одеялом, такие близкие и одновременно чужие друг другу. Салтыков задумчиво гладил Оливе волосы. Она же придвинулась к нему поближе и спрятала лицо у него на груди.
— Так значит, ты никогда не относился ко мне как к подруге?
— Получается, что так…
Салтыков осторожно гладил ей волосы, лоб, переносицу. Олива закрыла глаза: ей было приятно.
— Оливка… — нежно позвал он.
Она открыла глаза. Провела рукой по его волосам. Он принялся жадно целовать ей грудь, спускаясь всё ниже и ниже.
— Ты такая нежная…
Резким движением он отшвырнул в сторону одеяло. Олива скрестила руки на груди, сдвинула вместе ноги.
— Невинная такая…
Олива положила голову ему на грудь. Его сердце бешено билось.
— Чего это оно у тебя колотится?
— Что?
— Сердце, говорю, колотится. Ты нервничаешь? Волнуешься?
— Я хочу тебя!..
— Но это невозможно, — отрезала Олива, — К тому же, нам нечем предохраняться.
— Можно я покурю? — спросил Салтыков.
— Кури, конечно.
Он закурил. Синий дым наполнил комнату. Олива прислонилась к его плечу.
— Щас ведь все твои волосы сигаретным дымом провоняют, — сказал Салтыков.
— Ну и ладно. Я всё равно завтра голову помою.
Салтыков молча выкурил одну сигарету, затем другую. Они опять легли под одеяло.
— Как же долго я ждал тебя… — произнёс он.
— Даже когда я с Даниилом встречалась?
— Ты не представляешь, как я тогда из-за этого бесился! Я был ужасно рад, когда вы расстались.
— У меня, между прочим, с ним секса не было, — заметила Олива, — И… ни с кем не было секса. А у тебя вон сколько девок было! Я-то помню твои похождения на турбазе…
— Ну и что?
— А то, что ты вот щас со мной лежишь, а потом приедешь в Архангельск и вдруг да найдёшь там себе кого-нибудь! А мне что тогда делать?
Он стиснул её в своих объятиях.
— Я тебе клянусь…
— Не клянись, — отрезала она, — Всё это ещё вилами по воде писано.
— Олива, Олива, что ты со мной сделала, — горячечно бормотал он, целуя её где-то в области пупка, — Никогда у меня ни с кем такого не было! Я не смогу жить без тебя…
— Это ты щас так говоришь. А что потом?
— Я на тебе женюсь.
…А в окно старой каморки медленно втекал голубой питерский рассвет.
Гл. 5. Комната Раскольникова
Оливе снился какой-то тоннель, сужающийся вглубь. Она находилась в нём, а сверху кто-то заваливал камнями выход. Она оказалась внутри чёрного каменного мешка, в котором её замуровали. В панике заметалась — где выход?! Нет выхода… Нечем дышать, воздуха не хватает… убийственно…