— Видимо, шашлыками не наелся, хочет из нас шашлык приготовить!
— Ктулху зохаваит всех!
— Интересно, чем он разжёг костёр? Дров-то нет!
— Наверно кипятком пописал…
Все заржали ещё громче. Аж палатка затряслась.
«Смеются… — думал Салтыков, расхаживая взад и вперёд около костра, — И эта мразь ржёт громче всех… Ну смейтесь, смейтесь. Посмотрю я, как ты завтра смеяться будешь… Посмотрю…»
Он докурил сигарету и решительно направился к палатке.
— Лёха, — сказал он, обращаясь к Флудману, — Поедем утром на такси.
Олива так и обмерла. «Ну что, доигралась? — мысленно сказала она самой себе, — Чё ж теперь будет-то…»
— Ну всё, Лёха. Трындец тебе, — сказал Гладиатор, — Утром он тебя зохаваит.
— Ладно, ребят, мне надо с ним поговорить, — произнесла Олива и вылезла из палатки.
Салтыков стоял у костра и курил. Олива подошла к нему.
— Объясни мне, пожалуйста, в чём дело? — спросила она.
— Я всё видел, — холодно ответил он.
— Что ты видел?
— Я видел, как Флудман схватил тебя за жопу. Ты позволяешь такие вещи… Мне неприятно. Зачем ты не попросила его убрать руку?
— Но ведь все знают, что я твоя девушка?
Он промолчал.
— Эта твоя ревность совершенно безосновательна, — сказала Олива, — Ты же сам знаешь, твои друзья — мои друзья. Я не хочу ни с кем портить отношения… И потом, как я должна себя с ними вести? Надеть паранджу и ни с кем не общаться? Так, что ли?
— Нет, конечно, нет, — он обнял её.
Олива даже не ожидала этого. Слёзы подступили к её горлу; она низко опустила голову. Потом виновато посмотрела ему в глаза.
— Ты… ты прости меня, ладно? Я сама не поняла, как это могло случиться… Ну, хочешь, я к этому Флудману больше близко не подойду? Хочешь, я вообще ни с кем из них не буду даже разговаривать? Да, у меня больше нигде нет друзей, кроме как здесь, поэтому я не заметила, как позволила им такую вольность… но, если хочешь…
— Я люблю тебя, — сказал Салтыков, обнимая её.
— Ты сам знаешь, в Москве у меня нет никого…
— Бедная моя…
Они помолчали. Салтыкову уже стыдно было, что он мог так плохо думать об Оливе; и теперь, когда она, с виноватым лицом, дрожащая, жалкая, стояла перед ним, он, забывшись, принялся жадно целовать ей руки, лицо, волосы…
— Я дурак, — бормотал он, прижимая её к себе, — Господи, какой я дурак! Разве мог я усомниться в тебе?! Бедная моя, несчастная… Ты ведь столько страдала, любимая моя; но теперь больше этого не будет… Я сделаю всё, чтоб ты стала счастливой…
— Не надо так говорить, — Олива едва сдерживалась, чтоб не разреветься, — Я не люблю, когда так говорят…
Салтыков поцеловал её между глаз.
— Я часто думаю: отчего ты родилась в Москве? Отчего? Родись ты здесь, всё было бы иначе…
— Да, я тоже так думаю… — ответила Олива, — Пойдём в палатку.
— Иди, я щас.
Салтыков остался у костра, а Олива залезла в палатку.
— Ну чё? — спросили ребята, — Как ваши семейные разборки?
— Порядок, — ответила она.
Тем временем Флудман вылез из палатки и пошёл к Салтыкову.
— Андрюха… Я всё слышал, весь ваш разговор… Я больше так не буду…
— Ладно, — ответил Салтыков, — Только больше никогда так не делай.
А тем временем в палатке у Оливы был свой разговор с Гладом и Хромом.
— Значит, ты согласна за него замуж? — спросил Гладиатор.
— Да, согласна…
— Ты любишь его?
— Как сказать… То мне кажется, что люблю, то… я сама себя не понимаю иногда…
— Значит, не любишь, — сделал вывод Хром Вайт.
— Почему?
— Когда любят, не сомневаются.
— Просто мне уже срали в душу не один раз, и я боюсь опять так же наебнуться, — объяснила Олива, — Да и прошлые раны не зажили ещё… Всё не так просто…
Тут Салтыков залез в палатку, и всем пришлось замолчать. А так как волнения улеглись, да и долго молчать было скучно, то вскоре все заснули.
Гладиатор спал беспокойно: дёргался во сне, кого-то там нокаутировал. Видимо ему снились гладиаторские бои.
Утром Олива проснулась — в палатке лежали только она и Хром Вайт. Хром спал без задних ног, а Олива выползла на природу поссать и обнаружила пацанов около кострища.
— Пора собираться, — сказал Гладиатор, — Где Хром Вайт?
— Он спит в палатке, — отвечала Олива.
— Хром!
— Хрооом!!!
— Спит как сурок, — констатировал Гладиатор, — Придётся его вытряхивать из палатки.
Вместе с Флудманом и Салтыковым он подошёл к палатке. Минута — и парни уже свернули её, отчаянно вытряхивая из брезентового мешка Хром Вайта.
— Ну что вы делаете?! — взвизгнула Олива, — Он же спит!
Не обращая на неё внимания, Салтыков и Гладиатор продолжали трясти уже свёрнутую палатку. Флудман стоял рядом и молча наблюдал, и когда из палатки вывалился Хром Вайт и покатился по земле, так же стоял как столб.
— Хром, а Хром! Давай двести рублей за шашлык! — сказал Салтыков, когда палатка уже была убрана, а Хром Вайт, сонно хлопая глазами, стоял перед остальными.
Хром молча протянул Салтыкову деньги, и Салтыков так же молча спрятал их в карман. Потом подошёл к Оливе и хозяйским жестом обнял её за талию.
Оливе стало противно; она сбросила с себя руку Салтыкова и побежала к воде. Он ринулся за ней.
— Что, что такое? Оля, что?
— Ничего. Оставь меня.
А со стороны Медозера на них уже надвигалась грозовая туча…