— На балконе там лежат…
Олива выкурила сигарету и сразу успокоилась. И руки перестали трястись. «Ладно, что уж теперь, — подумала она, — Ну такой вот он, я-то сама, наверное, не подарок. Может, проще надо ко всему относиться…»
На следующий день, когда Салтыков ушёл на работу, Олива закрыла за ним дверь и прилегла поспать. Разбудила её смска от Мими.
«Оленька, — писала она, — Ты уже в Архангельске, дорогая?»
Олива терпеть не могла, когда её называли «Оленька» или «Оля»; и Мими она, кажется, давно дала понять, что зовут её не Оля и не Оленька, а Олива — но та упорно продолжала называть её Олей, и теперешняя смска от Мими со словами «Оленька» и «дорогая», взбесила Оливу как никогда. Ей очень захотелось написать Мими в ответ какую-нибудь гадость типа «Какая я тебе, к чёрту, Оленька?» или «Машенька, а не пошла бы ты нах?» Но сдержалась. «В конце концов, ничего плохого она мне не сделала, — подумала Олива про себя, — Просто она такой человек. Перфекционистка, — Олива раздражённо усмехнулась, — Да, розовые кружева, приторные пирожные, слащавые записи в дневнике, сессии на пятёрки… Всё это она… А может, я её тоже так же раздражаю только потому, что я на неё совсем не похожа…»
Олива зевнула и опять прилегла на постель. Ей стало скучно. Подумав немного, она взяла телефон и быстро написала ответ Мими:
«Приходи щас ко мне, Салтыков на работе. Тимме, 23-б, 9 этаж, кв. 87».
…Они сидели вдвоём на тесной и грязной кухне, пили чай. Олива сидела напротив Мими, взлохмаченная, в своей ночной сорочке до пят и, помешивая в своей чашке сахар, рассказывала ей, как она сошлась с Салтыковым, рассказывала длинно, с множеством скучных подробностей, важных только для неё одной, и ничего не значащих для постороннего слушателя.
— Ну и вот… — говорила она, вдруг оборвавшись на середине, — Так о чём бишь я? Ах, да, Медозеро… Вот, значит, вылезла я из воды, а Хром Вайт говорит — иди помоги мне шашлык на шампуры насаживать. А темно уже было, Хром фонарик включил. Ты, говорит, побольше луку насаживай, я лук, говорит, ужас как люблю…
Мими вздохнула и, подавив зевок, скучающе-брезгливым взглядом обвела грязный, заваленный немытой посудой и какими-то объедками стол; она увидела крошки на столе, и ей стало противно. По стене прополз небольшой чёрный таракан; при виде его Мими вообще чуть не вырвало. И только Олива, равнодушно глядя на таракана и не замечая его, сидела, подперев рукой свою взлохмаченную голову, и продолжала свой тяжёлый, нудный рассказ.
— И вот, значит, лежим мы, это, с Майклом в постели — и тут Салтыков вышел из душа и полез прямо в постель в чём мать родила… Я говорю — убери свою срамоту, совестно глядеть даже. Меня не постеснялся, так хоть Майкла бы посовестился! А он: я, говорит, трусы потерял, лень искать…
— Ой ладно, мне пора, — Мими решительно поднялась с табуретки, — У меня ещё столько дел сегодня…
— Как? Ты же только что пришла, и уже уходишь? А как же чаю?..
— В другой раз, Оленька, в другой раз.
Мими в одну секунду вылетела в прихожую, надела туфли и — поминай, как звали. Олива закрыла за ней дверь и расстроенно прошла в кухню. Ей хотелось курить. Она хотела взять с подоконника сигареты, но их там не оказалось: Салтыков унёс их с собой на работу.
«Что ж, я что-то не то ей сказала? — подумала Олива, выходя на балкон, — Убежала как ошпаренная… Видимо, наша чистюля побрезговала жрать со мной за одним столом…»
А Салтыков тем временем, дождавшись обеденного перерыва, вышел из здания высотки и закурил, дожидаясь Мочалыча, чтобы с ним вместе сходить пообедать. Паха Мочалыч, его давний приятель, работал в этом же здании, только на другом этаже.
— Давно ждёшь? — окликнул его Мочалыч. Салтыков аж вздрогнул.
— Не, недавно… Сука, не выспался нихуя — сидел сегодня полдня на работе, носом клевал. Этот поход окончательно выбил меня из колеи… А сегодня вечером ещё приезжает подруга Оливы, её идти встречать…
— Из Москвы? — спросил Павля.
— Ну да, откуда же ешё.
— Нда, однако… — Павля не спеша закурил, — А я вчера вечером Тассадара встретил.
— Тассадара? И чё?
— Анекдот сплошной. Сидят они вчера с Гладом «У тёщи». А у Тасса, ты знаешь, с Оксанкой проблемы… Ну, спрашивает его чисто по-дружески: Глад, что б ты сделал с другом, если б он увёл у тебя девушку? Глад такой: «Накуски! Однозначно!» Хорошо. Глад, а что ты будешь делать с этой девушкой? — «Однозначно накуски!» Ладно, Глад, а если проблема в тебе самом, что делать будешь? Глад подума-подумал: «Ммммм… На-кус-ки! Однозначно!»
— Да у него весь словарный запас состоит из двух слов: «накуски» и «однозначно», — съязвил Салтыков, — Всё остальное в мышцы ушло…
— О! Какие люди! И без охраны! — воскликнул Павля, когда неожиданно на горизонте возник Дима Негодяев, — Сенсация! Наш затворник вышел из дома!
— Димас, ты как раз кстати, — сказал Салтыков, — Сегодня вечером к нам из Москвы приезжает Аня — подруга Оливии. Будем тебя с ней знакомить!
— А я уеду, — сказал Дима, краснея как помидор, — В деревню.
— Ну что ты за человек такой, а, Негодяев? Девчонка едет за полторы тыщи километров, а ты морду воротишь…