Жара в Архангельске-2

— А Салт, между прочим, на Гарика Харламова похож, — заметила Юля, кивнув на плакат, где были изображены рожи из «Камеди Клаб».

— Точно-точно! Вылитый Гарик Харламов! — подхватила Аня, — А Майкл — Мартиросян…

— Ха-ха-ха-ха-ха! — Олива опять согнулась пополам от смеха. Всё окружающее её — рожи из Камеди Клаб, Салтыков, похожий на Харламова, Майкл в своих штанах пузырями, паста «Солдате», Негодяев с нафабренными усами, Гладиатор, которого напоили протухшим соком — всё это ужасно веселило Оливу и заставляло её беспрестанно ржать до упаду.

— Не, её реально прёт, — сказала Аня.

И это тоже рассмешило Оливу. У неё даже слёзы выступили на глазах от смеха. Она так заразительно смеялась, что через минуту все пятеро уже ржали хором. Люди недоуменно оглядывались на весёлую компанию, на их заливистый смех, но ребята продолжали ржать до упаду сами не зная чему.

— Слушайте, дайте мне кто-нибудь в бубен! — попросила Олива, еле сдерживая смех.

— Щас дядечка мент тебе в бубен даст, — сказала Аня на полном серьёзе.

— Ой, правда, ребята, чтой-то я не к добру расходилась… — вздохнула Олива, еле отойдя от хохота, — Давно я так не смеялась. Даже как-то нехорошо вдруг стало…

Поздно вечером Майкл улетел в Питер. Проводив его, Олива и Салтыков вернулись в свою гостиницу. Им оставалась последняя ночь вдвоём — завтра утром Салтыков уезжал в Архангельск. Все выходные они кружились с Майклом, Аней, Юлей — им даже некогда было побыть наедине. А сейчас, оставшись, наконец, одни, оба почувствовали какую-то тоскливую пустоту.

— Ну, вот и всё, — вздохнула Олива, — Завтра ты уедешь, и всё пойдёт по-прежнему…

— Да с чего, мелкий, — отмахнулся Салтыков, — Всё же хорошо, мы весело провели время…

— Да, весело… Но мне от этого теперь ещё грустней…

— Да с чего! — повторил Салтыков, — Вон, Москалюшка наш новую московскую любовь нашёл… Ведь здорово?

— Это да, — Олива заулыбалась, — Небось, как приедет домой, сразу этот день в численнике красным отметит…

— Чего? Как ты сказала? Численник?

— Ну да, численник, — хмыкнула Олива, — Ну этот… январь, февраль, и листки каждый день отрывают…

— Ха-ха-ха! Ой, умру… численник… — заржал Салтыков.

— А что тут смешного? Ну, численник и численник…

— «Численник»! — передразнил её Салтыков, — Эх ты, деревня еловая, на болоте строена! А ещё в Москве живёшь! Надо говорить не «численник», а «календарь»!

— Сам ты деревня еловая, — обиделась Олива.

— Ну-ну, мелкий, я же шучу, — Салтыков чмокнул её в губы, — Ладно, мелкий… Давай спать.

Он отвернулся к стене и вскоре захрапел. Оливу вообще-то всегда напрягал чей-то храп, но Салтыков был особый случай. Она уже готова была слушать его храп каждую ночь, лишь бы он был рядом. Олива прижалась к его горячей спине и тут же ощутила жаркую конвульсию внизу, сродни той, что бывает, когда взлетаешь высоко-высоко на качелях. Она закрыла глаза; желание электрическим током пробежало по её телу.

— Мелкий, ты что трёшься об меня? Хочется? — спросил её Салтыков.

— Да… я хочу тебя…

— Бедненькая, все трусики мокренькие… Но нельзя, мелкий — у нас больше нет презервативов…

— Зачем презервативы? Какая глупость…

— Но как же, мелкий — а вдруг ты забеременеешь?

— А может быть, я хочу забеременеть…

— Нет, мелкий, нам пока рано заводить детей… Надо подождать…

Олива приподнялась на локте и долгим взглядом посмотрела Салтыкову в лицо. Он казался ей красивым как никогда — у него были довольно правильные черты, большие зелёные «блядские» глаза, чуть заметная лукавая улыбка… Олива нежно перебирала пальцами его светлые волосы.

— Солнышко моё, блондинчик… — умилённо шептала она.

Она целовала его в губы, склонившись над ним — он вяло отвечал на её поцелуи. Салтыкову хотелось спать. Олива, не отрываясь, смотрела ему в глаза — он не выдержал и отвёл взгляд в сторону.

Наутро Олива провожала Салтыкова на перроне. У поезда она не выдержала и кинулась ему на шею, чуть не плача, принялась целовать.

— Ну всё, всё, — Салтыков тихонько расцепил её руки, — Иди домой, мелкий. Не стой тут.

— Но ведь до отправления поезда ещё двадцать минут…

— Двадцать минут ничего не спасут. Всё, всё, мелкий. Иди.

Салтыков быстро поцеловал Оливу в губы и, перекинув дорожную сумку через плечо, вошёл в вагон. Олива круто повернулась и, украдкой вытирая слёзы, уныло побрела вдоль по перрону…

Нет, он явно охладел ко мне, думала Олива по дороге домой. Летом же совсем другой был, а тут как подменили. В глаза не смотрит. Ведёт себя как-то вяло и прохладно. Вот и теперь даже не попрощался толком.

Что же произошло? Ведь всё же было нормально?..

Странно всё это.

Ужасно странно.

Гл. 30. Соломенный жених