Жара в Архангельске

Даниилу стало стыдно. Он молча постоял в прихожей, низко опустив голову. Затем произнёс:

— Это не так, Никки...

— Разве? — она вскинула на него глаза, — А по-моему, это так и есть.

— Никки… — на Даниила было жалко смотреть, — Никки, я очень несчастлив...

— В чём же ты несчастлив? — она пыталась ещё казаться строгою.

— Я запутался...

— С этого и надо было начинать, — Никки прошла в свою комнату. Даниил прошёл вслед за ней и остановился в нерешительности.

— Просто пойми, мне тоже больно… И я… я чувствую твою боль...

— Хватит, Даниил, — сказала Никки, — Ты сам виноват в том, что с тобой происходит. Сам — понимаешь? Ты сам создал для себя эту ситуацию. Я хотела помочь тебе, но тебе ведь это не надо… А мне тоже надоели твои загоны и макароны на ушах...

— Никки, я… — Даниил запнулся, — Я люблю тебя, Никки… Ближе тебя у меня никого нет, и ты об этом знаешь...

Он обнял её. Никки не сопротивлялась. Она старалась не обнимать его и вообще отвернуться...

Часы тихо тикали на тумбочке. За окном было темно. Темно было и в квартире, где, кроме Никки и Даниила, не было никого.

— Надо бы извиниться...

— За что? Тебе не за что извиняться.

— Да нет, есть за что...

Никки промолчала. Оба в этот момент подумали об одном и том же, но не стали это озвучивать.

Глава 43

— Гы-гы! Я сдал основания и фундаменты на четыре балла. Вот уж не ожидал!

Салтыков, с сияющей квадратной физиономией, вихрем сбежал с университетского крыльца. Внизу, неспешно покуривая, дожидались его Павля, Кузька и Дима Негодяев.

— Сдал?

— Ага! Прямо гора с плеч… – Салтыков привычным движением вынул у Павли из пачки сигарету, — Да не жмотись ты, чёрт! Ну, а вы?..

— Ой, меня лучше не спрашивай, — потупился Дима Негодяев.

— Сколько тебе ещё осталось, Андрюх? – спросил Кузька.

— Метрология ещё… Опус...

— Ну, это ерунда! — махнул рукой Павля.

— Для кого ерунда, а для кого и не ерунда, — проворчал Салтыков, — Одно только радует: скоро весь этот гемор с учёбой закончится...

По дороге из университета парни свернули на улицу Логинова. Салтыков на радостях молол языком не переставая, Павля и Кузька поддакивали, и лишь Негодяев шёл, длинный как башенный кран, возвышаясь над остальными и молчал. У него у самого с учёбой был полный пипец, и удача Салтыкова не радовала его, а, напротив, злила и раздражала.

— Вообще, ненавижу эти письменные экзамены, — тарабанил Салтыков, попутно гоняя ногой по дороге обломок льда, — Писал в пятницу, а результаты только в понедельник. Все выходные дёргался, написал или нет...

— А мне как-то по барабану, — признался Павля, — Это раньше, в школе из-за контрольных парился, а щас...

— Дак чё, мне тоже по барабану, просто больше из-за неизвестности психуешь, — сказал Салтыков, — Вот и щас тоже думаю: диплом получу, а дальше куда? Раньше всё как-то проще казалось: сначала в школе жизнь на десять лет вперёд была расписана, потом универ… А щас вот и не знаю, куда мне после диплома податься...

— Как куда? — изумился Кузька, — Разве ты не будешь работать в конторе своего отца?

— Ну и чё я там в этом Гражданпроекте заработаю? Это же госпредприятие, платят там копейки! А я хочу свой собственный бизнес, хочу много денег...

— Ну, в Архе ты много денег не заработаешь, — отрезал Павля, — За деньгами это тебе надо в Москву или в Питер ехать...

— Вот я и думаю щас над этим… Остоебенило мне тут всё — может, правда в Москву податься...

— Ну-ну, подался один такой, — неожиданно встрял в разговор молчавший до этого Негодяев, — А жить ты там где собрался? На заднем дворе, в собачьей конуре?

— Почему в собачьей конуре? — обиделся Салтыков.

— Ну, а где? Ты хоть знаешь, сколько там одно жильё стоит снимать? Без штанов останешься! — ехидничал Димас, — И какой ты там бизнес собрался мутить без прописки? Говно на телеге вывозить?

— Ну почему сразу говно? Ты, Негодяев, любишь всё усложнять, тебя послушать, дак вообще хоть ничего не предпринимай, знай сиди себе на жопе да штаны протирай...

— А тебя послушать, дак такую чушь городишь, что в зубы не возьмёшь, — огрызнулся Дима, — Всё, я пошёл домой, не могу больше твою чепуху переваривать.

Он холодно попрощался за руку с приятелями и, подняв воротник и засунув руки в карманы, зашагал семимильными шагами в сторону центра.

— Психует, — глядя ему вслед, ухмыльнулся Мочалыч, — До госов его не допускают, вот и нервничает...

— Да и хуй с ним, путь психует, — отозвался Салтыков, прокручивая что-то в своём уме.

— Слушай, — осенило вдруг Павлю, — А может, тебе реально… Оливу на это дело склеить? А?

— Оливу?..

— Ну да! А чё? И прописку в Москве получишь, и жильё!

— Гы-гы!

— А чё «гы-гы»? Какая разница, как пролезть в Москву, главное ведь зацепиться!

Салтыков притормозил у перекрёстка, раскурил сигарету, задумчиво выпустил в морозный воздух облачко дыма.

— Паха, да я уже думал об этом...

— И чего? Ой, да не загоняйся — чем тебе не девчонка? Ну, не понравится, дашь ей пинка потом, когда свои дела сделаешь...

— А этот её, членистоногий?

— Тоже мне, проблема! Сегодня есть он, завтра нет!

— Да это ещё как сказать… Он, конечно, дурак, каких поискать...