— Когда я жил здесь, таких мест, куда могли приходить посторонние, просто не было. Власти пытались зачистить трущобы, искоренить тут преступность и нищету, но методы, которыми они действовали, довольно спорны и не всегда действенны. Вот почему я стараюсь привнести изменения изнутри, предоставить местным жителям то, что им нужно, а не то, что думает себе какой‑то политик, который никогда не ступал на эти улицы.
— А что нужно местным жителям?
Деанджело пожал плечами.
— Образование, здравоохранение, общественные инициативы, работа и обучение. Главная проблема в отсутствии возможностей и надежды. Все мальчишки тут мечтают стать футболистами, чтобы вырваться из трущоб. Но когда этого не происходит, — а это случается в девяноста девяти целых девяти десятых процента, — у них нет резервного плана, и единственное будущее, которое они видят, — это стать членом банды. И так все идет по кругу. Я просто хочу изменить этот цикл.
Принесли пиво. Деанджело сделал глоток терпкого ледяного напитка, откинулся на спинку стула и посмотрел на Харриет, сидящую напротив. Она выглядела такой красивой и собранной, только глаза выдавали ее волнение и любопытство.
— Так как же ты оказался здесь?
— Моя мама отсюда.
Он сделал еще один глоток, тщательно подбирая слова. Никто не знал всей его истории — даже родственники, которые все еще жили здесь. Деанджело держал ее в себе всю жизнь, но желание облегчить душу было почти непреодолимым. Не останавливала даже мысль о том, что Харриет может от него отвернуться, если ей все рассказать. Но она должна узнать, что он не герой.
— Значит, Луис и Милена — твои кузен и кузина по материнской линии?
Деанджело кивнул.
— Мама была танцовщицей. Она часто посещала танцевальные клубы — как те, в которые я тебя водил. Она была такой красивой и такой талантливой, что многие обращали на нее внимание. Заметил ее и мой отец.
— Аугусто Каэтанос.
— Он был намного старше мамы. Женатый, с тремя детьми‑подростками, хотя не жил с семьей. Он предложил маме стать его экономкой. Для нее это был шанс выбраться из трущоб, заработать деньги, перебраться жить в красивое, безопасное место. Аугусто предоставил ей для проживания отдельный коттедж на территории его имения и машину, разрешил пользоваться бассейном. Мама сказала, что это было похоже на сказку. Когда она впервые приехала туда, то почувствовала себя принцессой. От нее не требовалось много физического труда — ее поставили управлять уборщицами и поварами. Ее обязанности больше походили на обязанности жены, чем наемной работницы.
— Любила ли она Аугусто?
— Не знаю. Думаю, в конце концов полюбила. Я не знаю, пошла ли она туда, зная, что он прочит ее в свои любовницы, или просто так получилось. Но она осталась, и через пару лет родился я. Маме тогда было всего двадцать с небольшим.
— Ты знал, что Аугусто — твой отец?
— Сначала, скорее, догадывался. Но когда я подрос, у меня не осталось сомнений. Мы с мамой по‑прежнему жили в том же коттедже, но я ходил в частную школу, играл в теннис и обучался верховой езде. Жена Аугусто жила в деревне, она никогда не приезжала в Рио. Он всегда навещал ее сам, но иногда к нему приезжали погостить его дети… его законные дети, и тогда моя мать и я отходили на задний план. Было ясно, что мои сводные братья и сестра ненавидят нас. Я восхищался ими. Не столько Изабеллой — у нее всегда был плохой характер, — сколько Бруно и Тьяго. Они казались мне такими крутыми, и я хотел стать таким же. Иногда, если у них не было компании, они могли быть добрее со мной, словно я был щенком. В такие моменты они играли со мной в футбол, а однажды Тьяго отвез меня на пляж на своем скутере. Я так надеялся, что это случится снова, но зря.
— Похоже, твои братья отлично подойдут моим сестрам.
Деанджело улыбнулся.
— Значит, тебе было десять лет, когда Аугусто умер? Сочувствую.
— Я перенес его смерть достаточно тяжело, но то, что последовало затем, было еще хуже. При жизни он якобы обещал моей матери, что позаботится о ней и обо мне. Правда это или нет, не могу сказать. Все, что я знаю, — это то, что нас выгнали из коттеджа еще до похорон. Мама потеряла работу. Мне пришлось бросить школу. У нас не было ни гроша. Моя тетя приютила нас в своем крошечном доме, выделив одну комнату на двоих. Я спал на кровати, а мама — на полу. Не уверен, что когда‑либо прощу себя за это.
— Ты был тогда ребенком.
— Мне было уже десять — достаточно взрослый, чтобы начать становиться мужчиной. Но я был слишком занят тем, что жалел себя, обвинял маму в том, что она разрушила мою жизнь, не знал, как с этим справиться. Единственным способом выжить было забыть, кем я до этого был. Я начал заниматься футболом и заодно был на побегушках у взрослых мужчин, прекрасно зная, что в половине случаев их поручения были незаконными. Моя мама делала все возможное, чтобы я снова пошел в школу, но я не видел в этом смысла. Думаю, что я разбил ей сердце — молодой высокомерный дурак.
Харриет потянулась через стол и положила ладонь на руку Деанджело.
— Не будь таким строгим к себе!