Жаркие летние ночи

Голова у него раскалывалась, и после драки, и после галдежа, который время от времени вспыхивал во время дознания – женская и мужская стороны деревенской молодежи припомнили друг другу все прегрешения. В итоге сержанту даже пришлось пригрозить парням, что без разбирательств составит протоколы на всю компанию, если у кого-то из девушек после всех этих событий появятся следы побоев.

– Эй, Москва, ты заглядывай на танцы-то, – рядом с закурившим на углу отделения Костей появилась одна из его защитниц, вроде, Светлана.

Правда, по тому, как она нападала на одного из парней, Костя понял, что ей важнее не его защитить, а своего хахаля, как выразился участковый, уесть. В том же была и причина приглашения, как ему казалось.

Костя не ответил ей, только неопределенно махнул рукой и двинулся в сторону дома. На танцы он, естественно, больше ходить не собирался. Настроение у него было испорчено, он вдруг особенно сильно осознал, как выделяется на общем фоне, а опускаться до уровня деревенской шпаны он не собирался.

Потихоньку вернувшись домой, он дал себя обнюхать встрепенувшемуся было Полкану и пошел отмываться от засохшей крови, стараясь не сильно греметь умывальником. Рубашку тоже пришлось замочить в холодной воде, ее было банально жалко. Зеркало отразило начавшую опухать бровь, отек, переползающий на левый глаз, расквашенные губы. Одно радовало – нос ему сломать не успели.

Голова трещала, так что он потихоньку шуровал в аптечке, пытаясь найти обезболивающее. Разжившись таблеткой цитрамона, он поднялся к себе наверх и попытался уснуть, а проснулся через несколько часов, когда хлопнули калиткой, и Костя услышал бодрый голос участкового. Ему вообще что ли сон не нужен был?

– Товарищ сержант, утречко доброе! Чегой-та вы к нам? – услышал он деда и понял, что сейчас события ночи станут достоянием общественности. Если уже не стали, учитывая скорость распространения новостей по деревне.

– И вам не хворать, Дмитрий Петрович, – поздоровался участковый. – Да вот, к внуку вашему пришел. Слыхали, чего наши лихачи вечером вчера отчебучили.

Ответа деда Костя не услышал, но понял, что тот еще не знает, судя по тому, что сержант начал обстоятельный рассказ. При этом они переместились на веранду, где бабушка сделала им чай, сладости всякие выставила. Костя понял это по доносящимся до его мансарды звукам.

– Вот я и хотел попросить вашего внука, чтобы он заявление написал на удальцов наших, – завершил свой рассказ участковый.

Вздохнув, Костя поднялся и стал натягивать шорты, рассматривая свою колоритную физиономию в небольшом зеркале. С одной стороны, участкового он понимал, а с другой, ощутил себя какой-то разменной монетой. Света вон вчера хотела им воспользоваться, чтобы ревность вызвать, участковый – чтобы призвать нарушителей к порядку.

– Как будто других методов нет, в самом деле, – ворчливо поделился он с Семеном, покачивавшим толстым пушистым хвостом из-под тюля на окне.

– Батюшки, Костя! – Бабуля схватилась за сердце, когда увидела внука, спустившегося на веранду. – Да как же так, миленький?

– Все окей, ба, уже не болит, – соврал Костя, но расстраивать бабушку еще сильнее не хотел. Дед тоже присвистнул, увидев его закрывшийся глаз.

Участковый покачал головой, глядя на проявившиеся синяки, пока Костя пристраивался на перилах и пытался прикурить. С разбитым ртом это было довольно неприятно.

– Ну могу только сказать, что ваш внук так просто не сдался. У всех пятерых примерно та же картина, – сказал милиционер. – Может, все-таки напишешь заявление? – предложил он, но Костя помотал головой и тут же поморщился от отголосков боли.

– Хотите, чтобы в следующий раз они меня на трезвую голову подкараулили и уже довели дело до конца? – Костя попытался усмехнуться относительно здоровой частью лица, но все равно получилась гримаса боли. – Я не трус, конечно, но и не дурак. Разбирайтесь сами со своими раздолбаями.

– Жень, а кто там был-то? – как будто из любопытства спросил участкового дед Митя, но Костя заметил, как сжались его кулаки, и отреагировал раньше сержанта.

– Не надо, дед! Еще не хватало, чтобы ты за меня ходил с кем-то разбираться и морды бить. На танцы я в любом случае больше не собираюсь, – озвучил он свое решение.

– Ну зачем морды бить, можно с топором сходить, – пожал плечами дед, а участковый подавился чаем.

– Дмитрий Петрович, это самосуд. Мы разберемся, не надо горячиться, – пообещал он. – Ладно, пойду я, протоколы сами себя не напишут. Всего хорошего, – он поднялся, забрал фуражку и пошел к себе.

Костя затушил окурок в жестяной банке, сел на его место за столом и налил себе чаю.

– Давай я тебе яичко всмятку сварю, все попроще есть будет. Или может каши? – предложила баба Люба, сочувственно глядя на его разбитый рот.

– Не грусти, Костя, во-первых, шрамы украшают мужчину, во-вторых, ты навешал люлей, а значит, теперь тебя зауважают. И, в-третьих, от баб теперь отбоя не будет, это я тебе гарантирую, – сказал дед.