Жаркие летние ночи

Вася прижался к нему ближе некуда, подтянул Костю за бедра повыше, и тот скрестил ноги у него за спиной. Они словно врастали друг в друга, целиком и полностью, делили дыхание на двоих. Вася слушал стоны Кости и вторил им, потихоньку наращивая темп и двигаясь резче.

Черные волосы Васи ловили отблески керосиновых ламп, и Косте казалось, что его окружает светящийся занавес. Они были сейчас в своем собственном крошечном мирке, и никто им больше не был нужен.

– Вася, так хорошо… – Костя не мог с ним этим не поделиться.

Подчиняясь зову своего тела, он стал двигаться навстречу Васильку, вынуждая его еще ускориться.

– Я знаю, – Вася улыбнулся ему, жадно ловя его поцелуи, наслаждаясь его образом, его затуманенными восторгом глазами. – Ты мое счастье, Костя…– прошептал он, обхватив рукой его член, чтобы они могли кончить вместе.

Быть чьим-то счастьем, оказывается, так приятно. Глаза Кости засветились, ярче тех самых керосиновых ламп, а потом он увидел, как над ним снова раскидывается ослепительно звездное небо, и они с Васей вместе тонут в нем, разделив момент высшего наслаждения на двоих.

Пульсация члена Васи внутри отдавалась в собственной плоти Кости, и он уже даже не стонал, а тихонько поскуливал, вцепившись в плечи возлюбленного.

Вася не врал, он действительно не помнил, когда за две сотни лет он был счастливее. Ему самому понадобилось время, чтобы отдышаться после их пика, прежде чем он осторожно выскользнул из тела Кости и лег рядом с ним.

– Ну что скажешь? – спросил он, переплетя их пальцы и поцеловав его руку.

– Я люблю тебя, – тихо отозвался Костя.

Пальцы у него чуть подрагивали, в них не было полной силы после того, что с ним, с ними сейчас произошло, но на пожатие он ответил, повернув лицо к Васе.

– Я тебя тоже люблю, – ответил Василек, обнимая его. Они затихли, скатываясь в приятную дрему, разморенные сексом и жарким днем.

И так в сладкой дрёме и нежных поцелуях они провели весь остаток дня, в конце которого Костя готов был поклясться на Библии, Конституции и Кодексе строителя коммунизма – нет на свете человека счастливее, чем он.

Глава 6.

Костя никак не мог понять, почему ему казалось раньше, что лето долго тянется. Август бежал так, словно дни съедали сами себя. Несмотря на наступивший Ильин день, они все равно не вылезали из озера, ведь дни были жаркие. Ночами, конечно, было уже холодно, ночевать в шахте они оставались редко, зато могли оставаться в мансарде. И каждый божий день они трахались, как сумасшедшие. Стоило только распробовать, и Костю было не остановить. Он быстро освоился, растерял страх, жадно экспериментировал и словно заразился любовью к сексу от Василька. А тот был более чем доволен, но все же более вынослив. К тому же, ему нравились обе роли, как верхняя, так и нижняя, так что он с легкостью позволил Косте выбирать, что больше нравится ему самому.

Правда, с учетом ночевок дома, там им приходилось тискаться максимально тихо, и иногда разве что в бане, так что в основном страсти они предавались днем, либо на озере, либо в их шахте. Она стала совсем обжитой, и даже на одной из стен, которая была поровнее, Костя соорудил что-то вроде панно из их полароидных снимков. Вот и сейчас, после очередного раунда секса они лежали голова к голове, слушали Костин плеер и разглядывали фотографии.

К счастью, Косте хватило ума взять с собой несколько кассет, и панно получилось обширное – почти на два десятка снимков. Самые откровенные он решил забрать с собой, а пока прятал в одной из книг.

Но и здесь была парочка таких, на которых они с Васей были без одежды. Тот уболтал лесных духов, чтобы они зачаровали местность вокруг, и теперь можно было не опасаться, что кто-то найдет их тайное убежище.

– In my life there's been heartache and pain

I don't know if I can face it again

Can't stop now, I've travelled so far

To change this lonely life, – стал тихонько подпевать Костя игравшей в плеере песне. Не сказать, что прежде он был особенно чувствителен к лирике, а сейчас проникся, сжал пальцы Васи под своей рукой.

Музыкальный вкус Кости нравился Васе, и кассеты они слушали одну за другой, но эту песню чаще всего.

– О чем там поют? – спросил Василек, повернувшись к нему.

– Эта песня – исповедь человека, который проделал долгий путь, – Костя тоже повернулся к нему и стал ласково перебирать его волосы. – У него было много сложностей и страданий, но он понял, что они ведут его к настоящей любви, и он хочет познать её, понять, каково это, – он улыбнулся и потянулся к Васиным губам.

– И ты ассоциируешь себя с этим человеком? – спросил Василек, погладив его по щеке.

– В каком-то смысле, – кивнул Костя и, повернув голову, поцеловал его ладонь. – Я не знал, что можно чувствовать так… столько!

– Но тебе это больше нравится или наоборот? – уточнил Василек. – Я вот никак не привыкну к тому, что впервые моя любовь не неразделенная, – признался он.

– Мне нравится. Мне страшно от того, каким счастливым я себя чувствую, – признался Костя и прикусил язык. – Как впервые? А как же Есенин? Ну и… вообще…