Жаркое лето 1762-го

— Иван Иванович, не стоит беспокоиться! Вы хотите видеть вашего Василия? Нет ничего проще! Мы сейчас пошлем за ним и даже привезем его, чтобы быстрее, и говорите с ним сколько хотите, никто вам мешать не будет. А если вы еще кому-либо что-либо желаете передать, на словах или какой подарок, так тоже вы только скажите — и это тоже мигом.

Иван удивленно посмотрел на Носухина. Тот повторил:

— Да, и подарки. — Потом удивился: — А что? Я разве вам этого еще не говорил? Что у Никиты Ивановича здесь для вас не только стол накрыт, но и кошелек открыт. Если вы вдруг в стесненных обстоятельствах.

И тут Носухин замолчал, и даже в некотором ожидании слегка склонил голову набок. Но Иван тоже молчал.

— Ах, да! — сказал Носухин. — В самом деле, что слова! Мы же не соловьи, чтобы стихами питаться. У нас же дела! — и он обернулся к двери.

И как раз, как оказалось, вовремя, потому что дверь тотчас открылась, вошел Степан и подал Носухину его портфель.

— Вот и дела пришли, — сказал Носухин и, не спросившись, подошел к столу, там сел и начал раскладываться для работы, то есть для письма. Иван смотрел на это молча. Носухин, продолжая раскладываться, сделал ему приглашающий жест. Иван сел напротив Носухина.

— Итак, — важно сказал Носухин, — начинаем. Это, конечно, чистая формальность, ибо все будет решаться иначе и в совсем других местах, однако мы все же должны иметь хотя бы какое-то представление о вашем деле, то есть когда ваш род вступил во владение вашим поместьем, и каким это случилось образом, иначе — было ли это наследование, или акт купли, или пожалование, или… Ну и так далее. И подобных же еще два-три, ну, от силы пять вопросов касательно вашей фамильной истории. Из ваших уст. Вы понимаете?

Иван кивнул, что понимает.

— Тогда начнем, — сказал Носухин. И начал спрашивать, а Иван начал отвечать. Записав первый вопрос, Носухин задал второй. За вторым третий. И так далее. И много, даже очень много далее! Ибо о чем он только не спрашивал! А память у него была какая! Он все сразу на лету хватал, а после вдруг ни с того ни с сего, к примеру, спрашивал, когда Карпицкую запруду подновляли, в пятьдесят втором? А жернов кто менял на ближней мельнице, Власюк? Иван морщился и вспоминал, отвечал и, глядя, как Носухин пишет, злился. Потому что думал, что не нужно это никому, а это его просто водят за нос, никаких этих писаний им не надо, а только удержать бы его здесь, пока Никита Иванович куда-то съехал, может, даже к государыне, или Семен отправлен, может, даже опять в Ропшу. То есть у них сейчас идут какие-то свои дела, секретные. А ты, Иван, пока давай, вспоминай, как твой дед Михал межевал Чмурский клин, а Хвацкие наехали, и была там славная потычка. Сколько с вашей стороны было потеряно, спрашивал Носухин, Иван отвечал, Носухин записывал, после опять спрашивал о чем-нибудь. А время шло себе и шло, бумаги было переведено уже достаточно, но Носухин смотрел бодро, даже весело, Иван же, напротив, устал…

И тут вдруг, ему на радость, явился Степан и пригласил господ к столу, обедать. Иван сразу встал и пошел, а уже следом шел Носухин. И так же быстро и с охоткой Иван ел, хоть обед был так себе, тогда же ведь была среда, обед был постный. И уже только допивая кофе, Иван опять помрачнел, потому что подумал, что его сейчас опять начнут пытать.

Но тут он не угадал, потому что Носухин, утираясь, вдруг сказал, что теперь неплохо бы и отдохнуть. В бильярд играете? — спросил Иван почти безо всякой надежды. Но Носухин взял да и сказал, что играть-то он играет, но с ним только двадцать рублей. Так и со мной только четырнадцать, сказал Иван, а как, если под стол? Ну, можно и под стол, немного подумав, ответил Носухин.

И они пошли в бильярдную. И там была славная игра, потому что, против всяких ожиданий, Носухин оказался очень ловким игроком: хотел — забивал, хотел — нет, а после еще говорил, что это он не притворяется. Но Иван же видел, что он врет, и очень злился, и оттого играл все хуже и хуже. Но после успокоился — это когда он вспомнил, как дядя Тодар заложил в Вильне мельницу и зарезал, как он говорил, стадо коров. А вспомнил — и пошла игра. Шар в шар! Только треск стоял! Ух, они тогда вошли в кураж!..