Жаркое лето 1762-го

— Устин, Фрол Спиридонович, — сказал Семен. — Поехали!

И он резко дернул вожжи, они тронулись. Иван молчал. Они выехали со двора, проехали вдоль своего забора, и, выехав на улицу, Семен уже хотел было поворачивать направо, к Трем Рукам. Но Иван вдруг грозно приказал:

— Налево! Я кому сказал!

Семен от неожиданности растерялся и взял налево. А после было уже поздно выправлять, и они так налево и поехали, и взъехали на мост, переехали через Фонтанку и дальше поехали пока что прямо. Впереди стояли караульные. Их, кстати отметить, тогда было везде по городу. Семен сказал, не оборачиваясь:

— Ты, Фрол Спиридонович, что, охренел? Вот нас сейчас возьмут! Куда мы едем?

— На Литейную, — сказал Иван. — А нет, так я сойду.

Семен что-то тихо пробурчал себе под нос. Они проехали еще и миновали караульных. Но уже на следующем перекрестке был виден новый караул.

— Чего это они сегодня здесь везде? — спросил Иван.

— Не могу знать, хозяин, — очень сердито ответил Семен, так же сердито дергая вожжи. — Люди всякое болтают! Одни болтают, что это после вчерашнего, когда эти перепились и пришли ночью к царице и трясли ее как грушу. А вот теперь везде порядок! Теперь не пройдут! А еще люди болтают, что не так все тихо, как хотелось бы, что кое-где по казармам уже пошли разговоры, что за полпива отца продали, куда это годится, надо ее обратно ссаживать. Понятно? — Тут Семен даже обернулся и сказал совсем сердито: — А нам надо за рыбой, срочно! А ты: Литейная, Литейная!

— Караул! — сказал Иван.

Семен сразу развернулся, взялся править. Миновали караул, еще проехали, после Иван тихо сказал:

— Теперь направо.

— Знаю, — сказал Семен и повернул направо. Теперь они ехали прямо к Литейной. Семен в сердцах сказал: — Литейная! Да никакая не Литейная, а съезжая нам будет, вот что! И ноздри! — и хлестнул вожжами. Теперь Иван с Семеном ехали быстрей, оба молчали. Иван смотрел вперед и ни о чем не думал, не загадывал. Они опять проехали мимо еще одного караула, теперь им было уже близко, Иван сунул руку за пазуху, туда, где у него был спрятан портмонет, а в портмонете заговоренное колечко с красным камешком. Красный, подумал Иван, — это страсть. Но и кровь, тут же подумал Иван, осматриваясь по сторонам. По сторонам было пусто. Хмель тогда уже из всех вышел, да и караулов было слишком много, чтобы у подлого народа была охота просто так болтаться по улицам и заходить в питейные, где можно было встретить сами знаете кого — так говорили!

А вот Иван о нем тогда совсем не думал, и когда они еще раз повернули, он сказал:

— Я же не дурень, Сеня, я все понимаю. И заходить к ней я не буду. А мы с тобой только под окна подъедем и остановимся. Я на нее только гляну — и все, и уезжаем, куда скажешь!

Семен ничего не ответил, а только прищелкнул вожжами. Они еще молча проехали, улица была пустая, только впереди, на следующем перекрестке, был виден новый караул. Семен через плечо сказал:

— А она что, в окне будет сидеть, так, что ли?!

— Ну, мало ли, — сказал Иван.

— Не мало ли! — сказал Семен. — А у меня колесо вдруг слетит, что тогда?! — И он еще раз огрел лошадей. А после опять и опять. Лошади побежали быстрее — это уже, конечно, после караульных — и завернули, выехали на Литейную, там Семен их придержал, и они опять поехали чинно. А потом, когда совсем подъехали, и Семен остановил коляску, и сошел, и начал ходить вокруг нее и постукивать сапогом по колесам…

Иван сидел ни жив ни мертв и сперва даже боялся поднять голову, думал, что его и так сейчас признают и окликнут. Но не окликнули. Тогда он осторожно поднял голову. И увидел в окне Трофимовну! Трофимовна сразу узнала его, радостно заулыбалась и уже хотела было кричать, но Иван сделал ей вот так рукой — и она согласно закивала, закивала головой, а потом быстро исчезла. Это, Иван догадался, она побежала к Анюте позвать ее к окну. Иван опять полез за пазуху, к колечку…

Но тут Семен сердито чертыхнулся, быстро сказал:

— Иван, держись! — и кинулся на козлы, схватил вожжи — и принялся хлестать, хлестать, хлестать по лошадям, лошади взвились, помчались! А сзади, от перекрестка, за ними следом бежали солдаты с офицером, офицер что-то кричал, грозился…

А в окне, вместо Трофимовны, показалась чья-то голова. Нет, не чья-то, а Анютина! Иван ее не рассмотрел, конечно, но он знал — это была Анюта! А она знала, что это он в коляске, он к ней ехал, и его могли убить, да по нему уже стреляют! Только разве им попасть?! И они мимо, мимо, мимо! А Семен стегал, стегал, стегал — и они умчались, скрылись за углом, они остались живы, невредимы. Семен сел на козлы и поправил букли, стер пот со лба и сказал:

— Пока что еще живы. Но это только пока что. — А после добавил совсем строго: — И хватит валять дурака, едем за рыбой!