Жаркое лето

— Зленко, в заднюю дверь наблюдай за тылом, — крикнул Никита, — они могут нас обойти по камышам. Микола, ползи сюда и жарь во всю мочь по плотине, не давай никому высунуть головы из-за насыпи. Продержимся до темноты, тогда наша взяла, уйдем по воде в лес и ищи нас...

Неожиданно со стороны леса стрельба прекратилась. Умолкли выстрелы и из-за насыпи. Никита и Дружбяк переглянулись и тоже перестали стрелять. На мгновение установилась тишина, и только на прогнивших лопастях мельничного колеса монотонно шумела вода. Никита зорко наблюдал за плотиной.

— Гляди в оба, — шепнул он лежащему рядом Миколе, — сейчас начнется драка.

Но из-за насыпи опять донесся голос Хоменко:

— Никита, Дружбяк, сдавайтесь! Ваше сопротивление бессмысленно, вы окружены со всех сторон. К чему лишние жертвы?

— Получай, гад, изменник! — Микола нажал на спусковой крючок. Пули ударили в насыпь, подняв бурунчики песка и пыли.

Вдруг у задней двери застучал пулемет. Со стен посыпалась старая мучная пыль.

Радист увидел в кошачий лаз двери, как со стороны камышей к мельнице бежали красноармейцы. Он приник к автомату и наугад открыл огонь по камышам.

Для Никиты такой оборот дела грозил серьезной опасностью. Он почему-то был уверен, что с южной стороны путь открыт, и вдруг — на тебе! И оттуда надвигается опасность. Рядом лежала фляга со спиртом. Он торопливо дотянулся до нее дрожащей рукой, отвинтил крышку и, задержав дыхание, сделал два глубоких глотка. Спирт обжег горло. Никита с трудом проглотил слюну, чувствуя в животе приятную теплоту.

— Зленко, что там? — крикнул он радисту, когда тот прекратил вести огонь.

— Лезут, с юга подбираются, — зло пробормотал радист и тупо посмотрел в сторону Никиты.

— Не подпускай! — крикнул Кравец, — главное — продержаться до темноты, помни, а ночью мы через омут уйдем отсюда...

Пороховой дым вместе с мучной пылью уходил вверх и там, в лучах солнца, пробившихся сквозь ветхую крышу, медленно таял.

Дружбяк, сидя на краю жернова, не спускал глаз с леса. Изредка он прикладывался к фляге со спиртом и тянул его медленно, глотками. Глаза его пьяно туманились, в вороте распахнутой рубахи большой кадык ходил вверх-вниз. Хмель туманил голову, рождал веру в почти немыслимое спасение.

Пули просвистели у Михаила над головой.

— Ложись! — крикнул хрипло он, плюхаясь в болотную жижу. — Обнаружили, сволочи! Теперь держитесь, ребята, незачем зря головы под дурные пули подставлять. Есть у меня одна задумка. Мы будем этих гадов выкуривать. Чувствую я, что у командира дело захлебнулось. Заряжай зажигательными!

Мельница была уже в ста метрах от них. Отчетливо доносился шум воды на мельничном колесе. И надо же вот так нарваться на пули, а ведь так хотелось зайти в тыл к бандюгам и взять их живыми. Но вот прозвучали три одиночных выстрела, и тотчас на крыше мельницы показались синие дымки, а через мгновение уже заплясали красные язычки пламени.

— Сейчас вы, голубчики, выскочите, как миленькие. Хлопцы, следите за дверью и омутом, у них другого выхода нет!

Пригнувшись, раздвигая плечами заросли камышей, красноармейцы по команде Михаила поползли влево, к омуту, боясь неосторожным движением выдать себя.

Вскоре вражеский автоматчик умолк: видно, в горящей мельнице бандитам приходилось несладко. Вскоре все здание было охвачено огнем. Черный дым от горящего сухого дерева и камышовой крыши тянуло вниз по реке.

Бойцы остановились на краю обрывистого берега в зарослях молодого ивняка. Отсюда хорошо просматривался мельничный сток с перекошенным колесом, толстый ведущий вал, выглядывающий из-за стены бревенчатого здания.

Огненные галки взвивались в небо и падали в камыши. К счастью, камыши не загорались: помог ночной дождь, а то бы и красноармейцам пришлось худо.

— Смотрите, смотрите, товарищ командир, — вполголоса взволнованно заговорил Нечитайло. — Один выползает наружу, вон возле вала пробирается к омуту...

Михаил увидел, как нахтигалевец полз к лопастям перекошенного колеса. Вскоре из отверстия показался второй, затем третий.

Первый уже достиг лопастей колеса и, ловко цепляясь за них, бесшумно соскользнул в воду. За ним юркнули в омут еще двое.

Михаил ожидал: может быть, кто-нибудь еще покажется на валу, но никто не появлялся. Да и пожар уже охватил всю стену, так что, если кто и оставался в помещении, то наверняка задохнулся в дыму.

— Хлопцы, занимай позицию, приготовься к бою!

Омут был неширок, но, видимо, глубок. Диверсанты быстрыми саженками приближались к зарослям, где притаились в засаде оперативники.

Запыхавшиеся, мокрые, бандиты вышли на илистую кромку берега и стали торопливо подниматься к зарослям ивняка.

— Быстрее, быстрее! — торопил их приглушенным голосом нахтигалевец с парой треугольничков на петлицах. И вдруг Михаилу показалось: он видел этого человека. Да, это тот самый «сержант», которого они повстречали в лесу во время облавы. «Старый приятель! Вот так встреча. Ну, теперь ты нас не проведешь, получишь все сполна!»