Жаркое лето 82 года

Дани спрашивает, где я. Отвечаю, что южнее осветительных шашек. Дани сообщает, что он уже заходит в пике с севера, и что я могу зайти на цель с востока на запад. Опять ухожу с головой в кокпит – надо быстро «перелопатить» тумблеры и переключатели системы вооружения обратно, чтобы сбросить бомбы по первоначальному плану. От всех этих переходов внимания в кокпит и обратно, чувствую, что моё тело «поплыло» – мой вестибулярный аппарат думает, что я лечу прямо, а приборы показывают крен влево – у меня первичная стадия вертиго. Но я знаю, что делать – верить только глазам, интерпретировать лётные приборы, и ни в коем случае не верить ощущениям своего тела.

И вот, чувствуя, как будто бы горизонт медленно, но упорно вращается вокруг меня, и, ощущая, как мышцы моей руки хотят сами по себе компенсировать это вращение, я заставляю себя найти глазами ориентир, который приведёт меня к точке прицеливания. Мне это удаётся, хотя я уже не очень-то понимаю, в каком направлении летит самолёт. Быстро перевожу взгляд на прицел – там есть линия горизонта и данные полёта – и удостоверяюсь, что я более или менее держу свою высоту. Можно планировать заход, хотя мне уже ясно, что точно с востока зайти не успею… Всё моё тело мне говорит, даже кричит, что я лечу не так, как надо. Ощущение, как будто всё подо мной всё плывёт и кружится, и что хочется схватиться за стенку, чтобы остановить это кружение… Но я сижу в кабине маневрирующего самолёта, и не за что ухватиться, кроме как за то, что показывают приборы в кокпите. А они говорят, что моё положение в пространстве отличается от того, что думает об этом мой вестибулярный аппарат в ушах, и от ощущений моих седалищных нервов. И я, собрав в кулак всё своё самообладание, чтобы преодолеть этот диссонанс, отрекаюсь от ощущений своего тела и направляю свой самолёт к точке захода в пике. Там докладываю «Захожу!», переворачиваюсь почти на спину, и опускаю нос своего Скайхока в очень глубокое пике – градусов 60—70 ниже горизонта. Выравниваю крылья по горизонту и начинаю подводить верхнюю кромку стекла прицела к заранее выбранной точке прицеливания. Толстенное, бронированное, непробиваемое лобовое стекло самолёта и стекляшка коллумарного прицела снижают силу отражаемого от моей цели света. Данные, высвечиваемые на стекле прицела, оказываются чересчур яркими, по сравнению с самой целью, и мне приходится несколько секунд ждать, с замирающим сердцем, чтобы глаза привыкли, и я смог найти свою цель в прицеле. Если нет, то придётся выйти из пике, отрегулировать прицел и начать всё с начала, а лишнего времени у нас не осталось – осветительная шашка с плохим парашютом вот-вот достигнет земли ещё горя и будет оттуда нас слепить, пока не погаснет… И мы потеряем драгоценное время…

Но всё хорошо! Мои натренированные глаза выхватывают знакомые очертания точки прицела, и я медленно и нежно подвожу кружок прицеливания с точкой посередине под цель, сглаживая угол пике градусов на 10. Высота приближается к заданной, скорость 500 узлов, как и надо. Можно сбрасывать! Жму на «пикель» и держу его зажатым пока не чувствую четыре глухих удара из-под правого крыла и брюха самолёта. Бомбы в пути! Можно и нужно выходить из пике! Глаза на большой шар искусственного горизонта на главной панели приборов, стреляю взглядом на приборы высоты и скорости. Докладываю «Второй сбросил, выхожу». Из-за траектории пике, которая опускает меня ниже ближайшей осветительной шашки, её свет причудливо заливает кокпит, сбивая привыкшие к темноте глаза. Но я цепко гляжу на прибор горизонтального положения, продолжая верить ему, а не своему телу, которое готово меня погубить своими ложными ощущениями. Вертиго ещё никуда не ушло, оно здесь и ожидает своего часа.

Выхожу к горизонту – сейчас начинается самое сложное. Начинаю вираж влево и забываю о приборах в кокпите – сейчас самое главное – это успеть увидеть момент и место попадания моих бомб. Всё моё внимание к району прицеливания – я сейчас на высоте меньше километра над ним, и вижу его намного лучше, чем из точки захода. Но у меня нет времени его разглядывать – мой взгляд должен быть достаточно фокусированным, чтобы увидеть ночью небольшие фонтанчики пыли, и достаточно широким, чтобы увидеть эти фонтанчики, если бомбы упадут не у самой цели, а немногим дальше от неё. И однажды заставив глаза сфокусироваться, я уже не могу перенести взгляд в кокпит, чтобы проверить, как там самолёт, держит ли высоту и скорость, не заваливается ли на спину… Иначе не смогу вовремя заново сфокусировать взгляд там, где надо. Так, в напряжении, проходят оставшиеся 10 -15 секунд полёта этих дурацких бомб Snake Eye. И я вижу! Я вижу, как вздуваются и тут же опадают эти фонтанчики! И я вижу их ряд пересекает именно ту дорогу, которую нам надо перерезать! Отлично! Рапортую «Попал!»