Жасминовый вечер

Я – медуза в тропических дебрях Дананга.
Я – тоска кораблей, уходящих из порта.
Я – скучающий рот одинокого банджо.
Я – маслина в пупке избежавшей аборта.

Что ты видел во мне – сероглазую стерву?

Нимфу нежную или крестьянскую лошадь?
Может, самку-крольчиху, трясущую курвой,
Может, течную суку? А может, а может…

Я – жасмин в духоте биогенных аминов.

Я – отрава свиней, обожравшихся насмерть.
Я – лекарство для тех, кто, привычки отринув,
Догоняет своё ускользнувшее счастье

Светит жезлом в ночи, отражаясь от шторы

Ванной комнаты душа тугая насадка.
Можно – вечно пытаться вести разговоры.
Нужно – голой бежать от тебя без оглядки.

Приоденется утро рассвета коростой.

Пьяный бог, чертыхаясь, потянется к виски.
Это было мучительно сладко и просто.
До свидос, мой чудесный, прощай, мой мачисто!

2013 г.

Человек

Синие тени ложились на снег.
Вдоль по шоссе ковылял человек.

С палочкой чёрной в дрожащей руке,

С рваной десяткой в пустом кошельке.

И оглянуться старался народ:

«Где он? И кто он? Куда он идёт?»

Страшно, наверно, шагать в никуда,

Где вместо света – ночная звезда?

Шел он не день, и не год, и не два.

В тёплой душе копошились слова:

Что благодарен он миру за то,

Что малость греет худое пальто,

Что сбитых ног не закончена песнь,

Что каждый день есть что пить и что есть…

Жизнь так давно обкусала его —

Он не боялся уже ничего.

Он удивлялся, что люди в тоске.

Будь его жизней и больше, чем две,

Даже одну б он не тратил на грусть.

Осточертела работа? – ну пусть!

Дома достали родные вконец?

Сколько же в мире дорожных колец!

Гравий хрустел, и хрустела нога.

Даже такою – мне жизнь дорога!

Сколько миров, и любви, и тепла.

Жалко, что Анечка не дожила…

2013 г.

Нелюбимая