– Я об этом уже говорила в клинике. Обратилась прямо к мистеру Парру, их президенту. Он мне пообещал провести расследование, но прошло уже пять дней, и никаких результатов. Я звоню туда каждый день, и каждый день его секретарша мне говорит: «Расследование продолжается». Но сегодня я решила, что с меня хватит, и обратилась в полицию. Даже у вас от меня пытались отмахнуться. Направили к долговязому молодому парню. Какой мне смысл говорить с ним? Я верю в непосредственное обращение к высшим силам. Я постоянно обращаюсь к ним. Каждое утро, когда молюсь. А в данном случае высшая сила – это вы.
Кацка подавил улыбку.
– Мне ваша фамилия встречалась в газете, – продолжала Бренда. – В связи с тем мертвым доктором из Бейсайда.
– Вы имеете в виду доктора Леви?
– Да. Вот я и подумала: раз вы уже знаете, как обстоят дела в их больнице, с вами я и должна говорить.
Кацка едва не вздохнул, однако сумел удержаться. Люди типа Бренды сочтут это признаком усталости. Или, хуже того, скуки.
– Вы позволите взглянуть на письмо?
Бренда достала из сумочки сложенный лист. На нем была всего одна машинописная строчка: «Ваша тетя умерла не своей смертью. Друг».
– Оно было в конверте?
Бренда достала конверт, где стояли ее имя и фамилия, тоже отпечатанные на машинке. Заклеенный клапан конверта был надорван.
– Кто бы мог прислать вам это письмо? – спросил Кацка.
– Понятия не имею. Вероятно, одна из медсестер. Словом, человек, которому что-то известно.
– Вы говорили, что у вашей тети был рак в последней стадии. Она ведь могла умереть и естественным образом.
– Тогда зачем присылать мне письмо? Кто-то знает правду, но боится заявить о ней сам. Но этот человек хочет торжества правды. Я хочу того же.
– Где сейчас находится тело вашей тети?
– В морге «Сад успокоения». По-моему, клиника подозрительно быстро отправила туда ее тело.
– А кто принимал решение? Должно быть, кто-то из ваших общих родственников?
– Тетя перед смертью оставила распоряжение. Так мне сообщили в их больнице.
– Вы говорили с лечащими врачами вашей тети? Может, они смогли бы прояснить ситуацию?
– Я предпочитаю с ними не говорить.
– Почему?
– В этой ситуации они не вызывают у меня доверия.
– Понимаю.
Кацка все-таки вздохнул. Он вынул ручку, открыл записную книжку, нашел чистую страницу.
– Пожалуйста, назовите мне имена всех врачей, имевших отношение к вашей тете.
– Главным у них там доктор Колин Уэттиг. Но все решения принимал не он, а его ординатор. Вот за нее вам и стоит взяться.
– Ее имя?
– Доктор Ди Маттео.
– Эбигайл Ди Маттео? – удивленно переспросил Кацка, поднимая глаза на Бренду.
На лице Бренды заметно прибавилось недовольства.
– Вы ее знаете? – осторожно спросила Бренда.
– Приходилось говорить. Но совсем по другому вопросу.
– Надеюсь, ваше впечатление о ней не повлияет на расследование этого дела?
– Никоим образом.
– Вы уверены?
Бренда смерила его долгим взглядом. У кого-то такой взгляд наверняка вызвал бы раздражение. Кацка умел владеть собой и сейчас удивлялся, почему эта особа ему так неприятна.
Мимо стола прошел Лундквист, наградив шефа сочувственной улыбкой. Если бы не Кацка, ему пришлось бы самому говорить с Брендой. Парню было бы полезно поупражняться в вежливости и сдержанности. С этим у Лундквиста пока обстояло неважно.
– Мисс Хейни, я всегда стараюсь быть объективным, – заверил Кацка.
– Тогда повнимательнее присмотритесь к этой Ди Маттео.
– Но почему именно к ней?
– Потому что это она хотела смерти моей тети.
Обвинения Бренды отдавали надуманностью и пристрастностью. Кацка не верил в их серьезность. Но письмо – это уже не из области мистики и домыслов. Письмо существовало на самом деле, равно как и тот, кто это письмо прислал. Возможно, все было делом рук самой Бренды. Люди, жаждущие внимания, выдумывают штучки и похлеще. Кацке было легче поверить в авторство Бренды, чем в ее утверждение, будто Мэри Аллен умертвили врачи.
Его жена умирала медленно. За долгие недели, когда он почти ежедневно приезжал к ней в больницу, Кацка хорошо познакомился со спецификой палат для раковых больных. Он собственными глазами видел сострадание медсестер и решимость врачей-онкологов. Они знали, когда продолжать битву за жизнь пациента. Они знали, когда эта битва уже проиграна и страдающему, измученному пациенту не нужны дополнительные дни или недели жизни. Незадолго до смерти Энни Кацка сам хотел, чтобы она поскорее оставила этот мир. Ее страдания делались все невыносимее, и, если бы тогда врачи предложили ему такую возможность, он бы согласился. Но никто из врачей даже не намекал на подобное. Рак и так убивал людей достаточно быстро. Какой врач захотел бы рисковать своей карьерой, чтобы ускорить кончину обреченного пациента? И даже если врачи Бейсайда решились на такой шаг, можно ли квалифицировать его как убийство?