Жатва Дракона

Хозяин снова и снова рассказывал о Нью-Йорке, Вашингтоне и других городах. Быть агентом президента штука скучная и утомительная. Графа интересовали Генри Форд, отец Кафлин и Джеральд Л. К. Смит. А также джентльмены загородных клубов и их разговоры. Он был не настолько груб, чтобы спросить, был ли президент Соединенных Штатов безумным, но он сказал, извиняющимся тоном: "Некоторые из нас нашли его телеграмму к фюреру слегка нескладной". Ланни ответил: "Она заставила меня покраснеть".

Опять Лондон и министерство иностранных дел, и что их беспокоило. Особенно возможность русско-германской договоренности. Обращаясь к старому другу, Ланни мог сообщить, что он обсудил этот самый тонкий вопрос с самим фюрером, и фюрер заявил, что хочет, чтобы французы и англичане знали, что его нельзя никому одурачить, и что на дипломатической шахматной доске могут быть любые ходы.

"Конечно", – ответил Герценберг. "Трудность заключается в том, что русские требуют страны Балтии и часть Польши, по крайней мере, до линии Керзона. Мы не представляем их в качестве ближайших соседей".

"У них когда-то была вся эта территория", – ответил Ланни. – "И, как вы знаете, у народов тоже есть память".

– В конечном счете, герр Бэдд, это вопрос силы. Некоторые народы могут осуществить свои мечты, а другие нет.

"Я не знаю, является ли Вашингтон хорошим источником информации о Берлине", – заметил Ланни, обойдя опасный предмет. – "Но есть сообщение, что у герра фон Риббентропа были упакованы чемоданы для поездки в Москву".

"Упаковать чемоданы много времени не займет", – учтиво ответил граф – "или снова распаковать их, если погода окажется неблагоприятной для полета самолета. Говоря от себя, а не как официальное лицо, я считаю, что любой сговор с красными является катастрофой. Я верю, что если нам дадут еще шесть месяцев, то мы сможем добиться подлинного взаимопонимания с Францией и добиться отмены ненавистного союза с русскими".

– В этом я склонен согласиться с вами, граф, у вас появилось много друзей в Париже, и речь идет только о том, как скоро они могут прийти к власти. Не хотели бы вы, чтобы я передал ваше мнение фюреру?

– Я мало знаком с фюрером. И я должен быть осторожным, чтобы не оказаться в положении действующего через головы моих начальников.

"Я понимаю ситуацию, мой друг". – Ланни не стал бы добавлять: "Я знаю, что Риббентроп хочет войны, а ты нет". Вместо этого он объяснил: "Я говорил с Куртом Мейснером и Отто Абецем, и они одинаково оптимистично относятся к перспективам в Париже. Могу ли я сказать фюреру, что это, по-видимому, общее мнение его представителей на местах?"

"Это будет правильно, герр Бэдд". – Затем, искушаемый своими страхами, прусский аристократ старого типа позволил себе добавить: "Возможно, было бы лучше, если бы вы могли сообщить эту информацию как можно скорее. Не теряйте времени, прошу вас. В эти времена решения принимаются быстро, И когда будут сделаны первые шаги, их, возможно, будет невозможно отменить".

Именно за этим приехал Ланни, и это ему стоило вечера и пары тысяч франков за отдельный кабинет в пять кувертов. Он добавил с улыбкой: "Вы оказали мне услугу один раз, если вы помните, и я надеялся на возможность вернуть ее".

"Я не знаю многих людей, даже немцев, которые могут донести послание непосредственно фюреру, герр Бэдд". – Это было, как говорят американцы, "подсластить пилюлю", и на это Ланни улыбнуться и заверил его друга, что он оценил его любезность.

VI

На следующее утро Ланни напечатал отчет и отправил его авиапочтой. Затем он собрался и сел в свою машину, и сказал своему шоферу в своём лице, – "Берлин". Он остановился в Буковом лесу, чтобы ненадолго навестить свою своего рода крёстную мать. Разум Эмили был ясен, но ее физические силы были на исходе, что очень ее нервировало. Ланни обнял ее и немного погладил, чтобы ее подбодрить. Она хотела, чтобы он остался и обсудил с ней участь человека, и останется что-нибудь от нее, когда закончатся ее физические возможности. Он получил от нее обещание, что она попытается связаться с ним, если она случайно окажется там, где бы это ни было.

Кроме того, она хотела знать, что ей следует делать с большим состоянием, которое ей удалось накопить за тридцать лет вдовства. Ланни беспокоился, чтобы она не упомянула, что она может оставить что-нибудь ему. Его второе имя, Прескотт, перешло к нему от ее сына, умершего в детстве. Он сказал ей: "Не храните много денег во Франции, время слишком неопределенное". Она ответила: "О, Боже! Снова немцы?" – вспомнив, что они сделали в последний раз.

Он дал ей совет: "Оставьте всё какой-нибудь научной организации в Америке, для каких-нибудь исследований, скажем, рака". Затем он подумал о работе, проводимой в Университете Дьюка по определению, является ли "экстрасенсорное восприятие" реальностью. Он рассказал ей об этом и добавил: "Они могут использовать деньги, без сомнения". Châtelaine со слабой улыбкой заявила: "Они могут нанять медиума и позволить мне поговорить с ней или с ним после того, как я перейду".