Жаворонок Теклы (СИ)

Конечно, она не удержалась и вскоре нажаловалась дочери на «мужиков, которые сами не знают, что им надо», но Нерина только сказала: «Ну что, доигралась? Довыпендривалась?» От такого безразличия мать вконец оторопела и убедилась, что в семье ее никто никогда не ценил и не понимал.

Костя по-прежнему часто навещал отца жены, привозя хорошие продукты, которые доставал по каким-то своим каналам, и иногда оставался на обед.

— Ну что же, сейчас вы неплохо выглядите для соломенного вдовца, — заметил как-то зять в своей обычной манере. Однако Андрей Петрович к ней давно привык и не обиделся.

— Видишь ли, Константин, — задумчиво сказал он, разливая чай, — С годами осознаешь все преимущества того, чтобы жить одному. Я же всегда был при ком-то, да и не принято у корейцев автономное существование, а уж тем более для стариков. Когда-нибудь, возможно, ты меня поймешь.

— Да я вас прекрасно понимаю, Андрей Петрович, — ответил Костя с улыбкой, — Я же всегда был испорченным корейцем. И кроме того, сейчас я тоже именно так живу, и представьте, нормально себя чувствую.

Андрей Петрович вопросительно посмотрел на зятя и тот добавил:

— Давайте откровенно: вы были бы рады, если бы я захотел помириться с Нери только потому, что мне тошно в одиночестве или я не в состоянии постирать носки с рубашками? Наверное, нет. Вот я и хочу, чтобы вы знали, что мне не тошно.

— Дай-то бог, Костик, — кивнул тесть, — Но тебе рано думать о таких вещах, в молодости нужна семья. А со старческими проблемами куда легче сживаться, когда знаешь, что ты никому не в тягость, да и самому не надо заботиться о том, как угодить другим. А как я раньше жил? Сначала с родителями, потом рано женился и жену опять-таки привел в их дом. Куда еще-то? Не к ее же семье, хотя людьми они были славными, и моя национальность их нисколько не смущала. А вот Наде с моей родней пришлось туго…

Андрей Петрович присел к столу и заговорил, подперев рукой подбородок:

— Неричка, слава богу, об этом не помнит. Мой отец умер рано, еще до ее рождения, а вот мать к старости слегла, со всеми сопутствующими прелестями. Она всю жизнь была человеком жестким, а уж тогда стала просто невыносимой. И все это свалилось на Надю: и уход за свекровью, и маленький ребенок. Никто и не спросил, по силам ли ей это. А я что? Мое дело семью кормить, совесть чиста. Так что ей тоже было за что на меня обижаться, было… Хорошо еще, что длилось это недолго, хоть и грех так говорить. Но ведь многие так жили, и не принято было себя жалеть. Не принято себя жалеть…

Андрей Петрович приумолк — сознания будто коснулся какой-то холод. Только теперь он вдруг понял, что пытался донести до него парень из Аддис-Абебы, говоря такие очевидные, но почему-то показавшиеся ему дикими вещи. Он всего лишь хотел сказать, что быть слабым и нуждаться в помощи — это не преступление, не позор, не предательство близких и не попрание заповедей, а священное право, данное природой, которая создала людей противоречивыми и уязвимыми существами. За ум, принципы, способность творить и достигать каких-то высот люди расплачиваются внутренними разладами, болезнями и мучительным сознанием скоротечности жизни.

Костя, по-видимому прочтя что-то в его глазах, вдруг спросил:

— Что, вы Айвара вспомнили? А ведь я вам когда-то говорил. Не странно ли?

Он сделал паузу и добавил:

— Можно я вас кое о чем спрошу, Андрей Петрович?

Пожилой мужчина крайне удивился этой неожиданной церемонности совсем не в духе зятя и утвердительно кивнул.

— Вы невзлюбили Айвара за то, что он заговорил на эту тему при вашей жене и дочери?

— Да нет, Костя, я не такой слабонервный, — возразил Андрей Петрович, — Он мне в то время досаждал по многим причинам, хотя и не по своей вине. Но это тоже сыграло роль. Представь себе: много лет моя семья жила, как водится, по моим правилам, согласно которым о родственниках обязана заботиться жена и невестка, иначе зачем ее приняли в доме мужа? Ну да, приходилось тяжело, так кто обещал, что жизнь будет легкой? И вдруг какой-то другой мужчина ставит все это под сомнение! Естественно, никакому отцу и мужу не понравится такой удар по авторитету. Если бы они и дальше прислушивались к нему, это неизбежно размыло бы почву в нашей семье. Хотя она все равно рухнула…

— Вот именно, — сказал Костя, — Умел же он показать, чего мы на самом деле стоим, горе-семьянины. А помните, вы еще мне сказали, что мужчины не должны тратить жизнь на опеку сирых и убогих, потому что их дело — творить, расширять границы и покорять вершины?

— Ну да, Костик, помню, но разве ты со мной не согласен? Мы ведь с тобой из одного теста, друг мой, оба всегда были реалистами.