– Нет? В машине казалось иначе.
– Я немного занимался медициной самостоятельно, когда учился в старших классах, но на медицинский так и не поступил.
– Почему? Из-за оценок?
– У меня были отличные оценки.
– Но?.. – Олег не знал, почему он продолжает расспрашивать: из интереса или чтобы не думать о том, что случилось с Харри.
Андерс посмотрел на свои окровавленные руки:
– Думаю, со мной произошло то же, что и с тобой.
– Со мной?
– Я хотел стать таким же, как мой отец.
– И что?
Андерс пожал плечами:
– А потом расхотел.
– И вместо этого решил стать полицейским?
– Тогда я, по крайней мере, мог бы ее спасти.
– Ее?
– Мою мать. Или людей, попавших в такую же ситуацию. Так я думал.
– Как она умерла?
Андерс пожал плечами:
– В наш дом вломились. Возникла ситуация с захватом заложников. Мы с отцом просто стояли и смотрели. У отца началась истерика, и вор пырнул маму ножом и убежал. Отец носился взад и вперед, как курица, которой отрубили голову, и кричал, чтобы я ее не трогал, а сам искал ножницы. – Виллер сглотнул. – Мой отец, главный врач, искал ножницы, а я стоял и смотрел, как она умирает от потери крови. После этого я разговаривал с врачами и понял, что ее можно было спасти, если бы мы с самого начала стали предпринимать верные действия. Мой отец гематолог, государство инвестировало миллионы, чтобы научить его всему, что можно знать о крови. И тем не менее он не смог сделать простые вещи, которые надо было сделать, чтобы из нее не вытекла вся кровь. Если бы присяжные знали то, что он знает о спасении жизни, они осудили бы его за непреднамеренное убийство.
– Значит, твой отец подвел. Подводить – это так по-человечески.
– А он все равно сидит в кабинете и думает, что он лучше других, потому что занимает должность главного врача. – Голос Андерса задрожал. – Полицейский со средним аттестатом, прошедший недельный курс ближнего боя, смог бы справиться со взломщиком до того, как он ударил ее ножом.
– Но сегодня он не подвел, – сказал Олег. – Потому что твой отец – Стеффенс, да?
Андерс кивнул.
– Когда речь идет о жизни коррумпированного, ленивого куска дерьма вроде Бернтсена, он, разумеется, не подвел.
Олег посмотрел на часы и достал телефон. От мамы сообщений не было. Он убрал его. Она ведь сказала, что Олег ничего не может сделать для Харри. Но он мог кое-что сделать для Трульса Бернтсена.
– Это не мое дело, – произнес Олег, – но ты когда-нибудь спрашивал своего отца, от чего он отрекся? Сколько лет постоянного каждодневного тяжелого труда он потратил, чтобы узнать все о крови, и сколько человеческих жизней спас этот труд?
Андерс покачал склоненной головой.
– Нет? – спросил Олег.
– Я с ним не разговариваю.
– Вообще?
Андерс пожал плечами:
– Я переехал. И отказался от его фамилии.
– Виллер – это фамилия твоей матери?
– Да.
Они успели увидеть серебристую спину человека, ворвавшегося в операционную, до того как за ним захлопнулись двери.
Олег кашлянул:
– Опять же это не мое дело. Но тебе не кажется, что ты вынес слишком строгий приговор отцу?
Андерс поднял голову и посмотрел в глаза Олегу.
– Ты прав, – произнес он, медленно покачивая головой. – Это не твое дело.
Потом он встал и направился к выходу.
– Ты куда? – спросил Олег.
– Вернусь в университет. Отвезешь? Если нет, поеду на автобусе.
Олег встал и пошел за ним.
– Там людей хватает. А здесь лежит полицейский, который, возможно, умрет. – Олег догнал Андерса и схватил за плечо. – И, как коллега из полиции, сейчас ты самый близкий для него человек. Так что ты не можешь уйти. Ты ему нужен.
Он развернул Андерса и увидел, что у молодого полицейского блестят глаза.
– Ты нужен им обоим, – сказал Олег.
Харри должен был что-то предпринять. Причем немедленно.
Смит свернул с главной дороги и осторожно повел машину по узкому проезду с сугробами на обочинах. Между ними и замерзшим морем находился красный лодочный сарай с белым бревном, запирающим широкие двойные двери. Харри разглядел две виллы, по одной с каждой стороны дороги, но их скрывали деревья и холмы, и находились они на таком расстоянии, что Харри никого не смог бы предупредить, криком взывая о помощи. Он сделал вдох, нажал языком на верхнюю губу, ощутил металлический вкус, почувствовал, как под рубашкой струится пот, хотя ему было холодно. Харри пытался думать. Думать о том, о чем думает Смит. На маленькой открытой лодке в Данию. Конечно, это вполне возможно и все же настолько дерзко, что никто в полиции и не подумает о таком пути бегства. И что будет с ним самим, как Смит собирается решить эту задачу? Харри попытался заглушить голос отчаянной надежды, что ему сохранят жизнь. И голос приятной апатии, говоривший, что все потеряно и сопротивление будет означать больше боли. Вместо этого он прислушался к холодному голосу логики. А тот говорил, что от Харри больше не было никакой пользы как от заложника, а если взять его в лодку, то она потонет. Смит не испытывал страха, он уже застрелил Валентина и одного полицейского. И все произойдет здесь, до того как они выйдут из машины, так можно лучше всего приглушить звук.