Жажда

Все бойцы «Дельты» были оснащены ледовыми крючьями на веревке, закрепленными на форме в районе груди. С помощью этих крючьев они могли выбраться на поверхность, если бы провалились под лед. И именно эта веревка только что обернулась вокруг ствола автомата Фалькейда, так что ему пришлось опустить глаза, чтобы высвободить свое оружие.

Поэтому он услышал выстрел, не имея ни единого шанса заметить что-нибудь указывающее, откуда он был сделан. Фалькейд машинально упал в воду.

Снова раздался грохот. И на этот раз Фалькейд увидел маленькое облачко дыма, поднимающееся из алюминиевой лодки.

– Выстрел из лодки, – услышал он в наушнике. – Она у всех на прицеле. Ждем приказа расстрелять ее к чертовой матери.

Им сообщили, что Смит вооружен револьвером, и, естественно, риск, что он сможет попасть в Фалькейда с расстояния более двухсот метров, был невелик. Но вот возникла такая ситуация. Сиверт Фалькейд сделал вдох, в то время как парализующе холодная вода просачивалась сквозь одежду и касалась кожи. В его обязанности не входило просчитывать, сколько государству будет стоить сохранение жизни этого серийного убийцы. Сколько будут стоить судебные разбирательства, охрана, содержание его в пятизвездочной тюрьме. Его обязанностью было определить, насколько большую угрозу этот убийца представляет для жизни его бойцов и других людей, после чего принять адекватные меры. Не думать о местах в детских садах и больницах и о ремонте старых школ.

– Огонь! – скомандовал Сиверт Фалькейд.

Ответа не последовало. Только свист ветра и далекий рокот вертолета.

– Стреляйте! – повторил он.

Подтверждения так и не было. Вертолет приближался.

– Ты меня слышишь? – раздался голос в наушнике. – Ты ранен?

Фалькейд собрался повторить приказ, но понял, что произошло то же самое, что во время учений в Хоконсверне: соленая вода испортила микрофон, работал только приемник. Он повернулся к своим и закричал, но голос его заглушил вертолет, зависший над ними в воздухе. И Сиверт использовал их домашнюю заготовку, подав сигнал открыть огонь – два взмаха правой рукой со сжатым кулаком. Реакции по-прежнему не было. Какого черта? Фалькейд пополз в сторону резиновой лодки, как вдруг увидел, что двое из его людей шагнули на лед, даже не пригнувшись, чтобы уменьшить размеры цели.

– Ложитесь! – громко приказал он, но они спокойно шли к нему.

– Мы на связи с вертолетом! – прокричал один из них сквозь шум. – Они его видят, он лежит в лодке.

Он лежал на дне лодки, зажмурив глаза от светящего прямо в лицо солнца. Он не мог ничего слышать, но представлял, что вода бьется и плещется о металл под ним. Что сейчас лето. Что они всей семьей сидят в лодке. Семейная прогулка. Детский смех. Если только он не откроет глаза, он может остаться там.

Он не знал наверняка, движется ли лодка или же под действием его веса стоит на льду. Это не так важно. Ему никуда не надо. Время замерло. Возможно, оно всегда было таким, а может быть, оно остановилось только сейчас. Остановилось для него и для того, что остался сидеть в «амазоне». Для него тоже наступило лето? Он тоже оказался в лучшем месте?

Что-то заслонило солнце. Облако? Лицо? Да, лицо. Женское лицо. Как растворенное во мраке воспоминание, которое внезапно осветили. Она сидела верхом на нем и скакала. Шептала, что любит его и всегда любила. Что она этого ждала. Спрашивала, чувствует ли он, как и она, что время остановилось. Он ощутил вибрацию, ее стоны нарастали и превратились в сплошной крик, словно он воткнул в нее нож, и он выпустил воздух из легких и семя из мошонки. А потом она умерла верхом на нем. Уронила голову ему на грудь, а ветер бил в окно у кровати в квартире. И прежде чем время снова начало свой ход, оба они уснули, без сознания, без памяти, без совести.

Он открыл глаза.

Это было похоже на большую вертящуюся птицу.

Вертолет. Он завис в десяти-двадцати метрах над ним, однако человек все равно ничего не слышал, только понял, что лодка вибрирует из-за вертолета.

Катрина стояла в тени перед лодочным сараем и дрожала, глядя, как полицейские подходят к стоящему внутри «амазону».

Она видела, как они открыли дверцы со стороны водителя и пассажира и как из салона выпала рука человека в костюме. Не с той стороны. Со стороны Харри. Обнаженная кисть была в крови. Полицейский засунул голову в машину, возможно, чтобы проверить, есть ли у сидящего в ней дыхание и пульс. Это заняло много времени, и Катрина не выдержала и услышала собственный дрожащий голос:

– Он жив?

– Возможно! – прокричал полицейский, чтобы перекрыть грохот вертолета, доносящийся со стороны моря. – Я не чувствую пульса, но, возможно, он дышит. Если он жив, ему недолго осталось, как мне кажется.

Катрина подошла на несколько шагов.

– «Скорая» в пути. Ты видишь рану от пули?

– Здесь слишком много крови.

Катрина зашла в лодочный сарай, не отводя взгляда от руки, свешивающейся из дверцы. Как будто искала что-нибудь, за что можно ухватиться. Другую руку, за которую можно ухватиться. Катрина провела рукой по животу. Она должна была бы сказать ему кое-что.