Жажда

Думаю, Евпраксия Ильинишна действительно была рада гостям, тем более прибывшим из Петербурга. Она наверняка надеялась разузнать, как продвигается расследование, чтобы на следующий день похвастаться перед соседками своей осведомленностью. Подобных особ я знал очень хорошо, всегда избегал их, однако сегодня был не против общества госпожи Фаэтоновой, потому что в ее болтовне могли проскользнуть интересные сведения о жителях Кленовой рощи. Я решил слушать ее внимательно, а говорить поменьше, и надеялся, что мне это удастся.

Эдуард Витальевич встретил нас очень приветливо.

Это был сухонький человечек с большими залысинами и редеющими пепельными волосами. Большой нос делал его похожим на птицу. Я обратил внимание, что у доктора имеется привычка время от времени вытирать со лба мнимую испарину и близоруко щуриться. Из кармашка его жилета торчало пенсне на черном шелковом шнурке.

Мы прошли в гостиную и завели непринужденный разговор на общие темы, в первую очередь о том, какие у нас с Мериме впечатления от Кленовой рощи. Мы с доктором выразили восхищение этим местом, надеясь, что хозяева не заметят фальшь. Впрочем, наши опасения оказались совершенно напрасны. Супруги Фаэтоновы искренне верили, что Кленовая роща – прелестнейший уголок на всей земле. Если бы не жуткие убийства и засуха, то это селение было бы истинным раем.

Эдуард Витальевич пустился рассказывать о своей службе у графа Вергерова.

– Я прооперировал ему колено, смог спасти ногу. За это Георгий Львович выхлопотал мне личное дворянство, – проговорил он, пока я осматривал интерьер.

Несколько акварелей – кажется, кисти мадам Фаэтоновой, цветы в аляповато расписанных горшках, подушки в вышитых чехлах. Все говорило о стремлении хозяев дома к уюту и покою.

– Но Евпраксиюшкин отец все равно был против, – продолжал доктор. – Пришлось нам бежать и обвенчаться в крошечной церкви, расположенной в соседней деревушке.

– А уж как папенька злился, когда узнал об этом! – всплеснула пухлыми руками госпожа Фаэтонова. – Его чуть удар не хватил. Как же! Дочка замуж за лекаря вышла! Мы-то из потомственных дворян происходим.

– Но потом родитель успокоился, – сказал Эдуард Витальевич и ласково улыбнулся супруге. – Он даже благословил нас.

Должно быть, рассказ о женитьбе на этом не кончился бы, но тут пришел Бродков. Он широко улыбнулся, громко поздоровался со всеми. Лесник явился в довольно приличном костюме, хотя было заметно, что тот не сшит на заказ, а приобретен в магазине готового платья.

– Рад снова с вами встретиться, господа, – сказал лесничий, приглаживая волосы ладонью. – Как продвигается ваше расследование? Вы уже напали на след убийцы?

– Спросите об этом Петра Дмитриевича, – ответил Мериме.

– Все идет своим чередом, – уклончиво сказал я. – Правосудие на верном пути.

– Рад это слышать, – заявил Бродков.

Я решил дождаться удобного случая и навести разговор на убийства, а еще лучше – перекинуться с лесником парой слов наедине.

На аперитив было подано домашнее вино, совсем недурное. Мы сидели у холодного камина, обсуждали последние события, высказывали предположения по поводу того, почему загорелся постоялый двор и кто мог быть убийцей. Разговор зашел о цыганах.

– Это же варвары, господин Инсаров! – громко объявила мадам Фаэтонова, брезгливо поморщившись. – Им убить человека ничего не стоит.

– Не говори так, дорогая, – сказал Эдуард Витальевич, накрывая рукой ладонь супруги. – Цыгане живут в России очень давно. Они никогда не совершали зверств. Облапошить дурака или коня украсть – такое бывало не раз, однако чтобы убивать…

– Глупости! – заявила докторша и гневно фыркнула. – Просто они умеют заметать следы. Удивляюсь, почему цыгане не унесли отсюда ноги сразу после убийств. Какая наглость – остаться здесь! Слава богу, наш полицмейстер приструнил этих нелюдей!

– А вы, господин Инсаров, тоже считаете, что убийства – дело рук цыган? – обратился ко мне Бродков.

– У меня пока нет оснований всерьез их подозревать. Для этого нужны улики.

– Дело оказалось слишком сложным и запутанным? – спросил лесничий.

– Настоящая тайна – да, господин Инсаров? – с надеждой проговорила мадам Фаэтонова.

– Боюсь, что так, сударыня.

– Удивительно, что это случилось именно у нас, – сказала докторша и покачала головой.

– Почему же?

– Знаете, обычно удивительные и загадочные вещи происходят где-то далеко, – Евпраксия Ильинишна как-то неопределенно помахала пухлой ручкой. – Когда они случаются у тебя под носом, чувствуешь себя… сопричастной, что ли. Я имею в виду, конечно же, тайну, а вовсе не само преступление.

– Ты вовремя поправилась, душа моя! – с усмешкой проговорил Фаэтонов. – А то господин Инсаров, должно быть, уже решил, что ты признаешься в соучастии. – Голос у него был высокий и словно надтреснутый.

Из-за этого нельзя было понять, смеется он от души или только изображает веселость.

– Не приведи Господь! – Его супруга в притворном испуге округлила глаза. – Надеюсь, это не так, Петр Дмитриевич?