Жажда

– Ни в коем случае, сударыня, – отозвался я. – Разве я могу заподозрить в таком страшном преступлении женщину? Тем более столь очаровательную.

– Вы мне льстите! – Евпраксия Ильинишна вспыхнула и отвела глаза.

– Да, – проговорил ее муж, качая головой. – Кленовая роща всегда нравилась нам тем, что здесь ничего не происходило. Тихое местечко. Правда, дорогая?

– Вот и неправда! А как два года назад Андрей Сипунов стукнул по голове беднягу Тулузова, забыл?

– Так это же было совсем не то! – запротестовал Фаэтонов. – Они поссорились из-за девчонки, Катерины. Ничего страшного не произошло. Я наложил пару швов, и с тех пор Тулузов как новенький. Все так же бренчит на гитаре и фальшивит, когда поет.

– Ему просто повезло. Да и Сипунову тоже. Размахнись он посильнее, и его отправили бы на каторгу, а Тулузов сейчас гнил бы в земле, – заявила докторша.

– И все же это не идет ни в какое сравнение с теми убийствами, которые приехал расследовать господин Инсаров, – упрямо проговорил Фаэтонов.

– Уж конечно! Я теперь каждый вечер сама проверяю, заперты ли в доме двери. – Евпраксия Ильинишна обвела гостей глазами. – Раньше мне и в голову не пришло бы такое, а сейчас не могу уснуть, пока не удостоверюсь в этом.

– Я уверен, что вам нечего опасаться, сударыня, – сказал я. – Убийца не безумец, и его выбор жертв не случаен.

– Вы уверены? – спросил Фаэтонов.

– В этом нет сомнений.

Один из методов работы полицейского – делать вид, что знаешь больше, чем говоришь. Это заставляет преступника нервничать. В таком состоянии он может совершить роковую ошибку. Сколько дел было раскрыто благодаря тому, что злоумышленник терял самообладание и начинал суетиться вместо того, чтобы затаиться и ждать, пока все уляжется.

– Слава богу! – Докторша с облегчением вздохнула. – А то я вся извелась. Представляете, в последние дни мне приходится пить снотворное. И все равно кошмары лезут в голову. Например, давеча привиделось мне, будто на постель мою заползает огромное мерзкое насекомое и…

В это время вошла кухарка и объявила, что ужин готов, стол накрыт.

– Прошу, господа. – Евпраксия Ильинишна неохотно прервала рассказ и поднялась. – Откушайте, что бог послал.

Мы прошли в столовую и расселись. Мне досталось место справа от Фаэтонова, рядом с Мериме и напротив Бродкова.

В центре стола стоял поднос. На нем лежал поросенок, зажаренный целиком, окруженный печеными яблоками и тертым хреном, украшенный бумажными розочками. Он сверкал жиром, словно приглашал себя попробовать. Увидеть подобное блюдо было настоящим чудом – даже запасы предусмотрительного Леонтия истощились.

– Как аппетитно! – воскликнул Мериме, потирая руки. – Жаль, я не прихватил с собой скальпель, – он подмигнул Фаэтонову.

– Я могу одолжить вам свой, коллега, – с улыбкой отозвался тот.

– Фу, прекратите свои шутки! – Евпраксия Ильинишна недовольно поморщилась.

– Простите, мадам. – Мериме с делано-серьезным видом склонил голову.

– Не берите во внимание, – Фаэтонов беспечно махнул рукой. – Она всегда так. Давайте я лучше разрежу этого красавца, пусть даже привычным инструментом, – с этими словами доктор взял длинный кухонный нож и ловко расчленил поросенка.

Каждый из нас получил по изрядному куску. Мадам разложила гарнир, пустила по кругу плетеную корзину с белым хлебом, обратила наше внимание на различные соусы в маленьких металлических чашечках с носиками. Мы благодарили ее и восторгались.

– Как вам удалось заполучить этого дивного поросенка? – поинтересовался я у Фаэтонова.

– Это было нелегко, – доктор заговорщицки подмигнул супруге. – Пришлось постараться. Вам нравится?

– Приготовлено божественно.

– Спасибо, господин Инсаров. – Евпраксия Ильинишна расплылась в улыбке, хотя я был уверен в том, что стряпала все это угощение кухарка.

После ужина мужчины вышли на террасу покурить. Мериме набил свою трубку, Фаэтонов достал толстую сигару, не слишком дорогую, как я успел заметить. Бродков закурил папиросу.

– Скажите, – обратился я к леснику, облокотившись на перила, – о чем вы договаривались ночью на постоялом дворе и с кем?

– Простите? – Бродков поднял брови, но я заметил, как он напрягся, сразу сообразил, что я имею в виду.

– Не стоит юлить! – сказал я резко. – Учтите, я могу обвинить вас в убийствах.

– С какой стати?! – Бродков растерялся, глаза у него забегали. – Вы… про что, собственно?

Фаэтонов застыл, удивленно глядя на нас. Мериме спокойно попыхивал трубкой.

– Той ночью вы утверждали, что ваш собеседник оказался прав. Надо будет кого-то зарезать, – сказал я. – А также сетовали, что вам грозила бы каторга, если бы вы не узнали о моем приезде. Или это не ваши слова?

Лесник побледнел. Он открыл рот, собираясь ответить, но губы его только беззвучно шевелились.

– Никифор! – Фаэтонов выглядел обеспокоенным. – Что все это значит? Ты же не?.. – Он испуганно прикрыл рот рукой.

– Нет! – прохрипел Бродков, затравленно озираясь по сторонам. – Господин Инсаров, все было не так! Вы переиначили…

– Расскажите, как! – потребовал я, чувствуя, что лесничий готов выложить все. – Пока я не решил, что вы хотели зарезать меня.